Все то, чем каждый человек определяется к действию, можно отнести к мощи природы, часть которой составляют способности самого человека. С этой точки зрения Спиноза не видит никакой разницы между желаниями, возникающими из разума, и желаниями, имеющими своей причиной аффекты, – и в том и другом случае в людях проявляется первичное стремление к самосохранению. Это естественная
сила, с которой человек стремится утвердиться в своем бытии, и с ней человек действует по естественному праву. Здесь Спиноза приходит к удивительному по своей откровенности выводу, согласно которому право или строй природы, под которым все люди рождаются и большею частью живут, не запрещает ничего, кроме того, чего никто не хочет и никто не может (Политический трактат, II 8). При этом Спиноза все-таки оговаривается, что это первичное и всеобщее право природы относится ко всем людям только в силу того, что они рождаются под ним и большею частью под ним живут. Возможно, он имеет в виду то, что все люди – от рождения до достижения ими разумного состояния – невольно подчиняются общему устроению природного бытия, не выделяясь из него. Но в дальнейшем не все люди, а только большая часть из них остается в таком «естественном», мы бы сказали, первобытном, состоянии. Лучшая же часть человечества, живущая по руководству разума, выходит из сферы действия общего закона природы и утверждает свои права. По каким же законам живет эта разумная часть человечества? Спиноза разделяет сферу природы на две неравные части – царство всеобщей природы, где всё совершается по высшему праву природы и на основе ее совокупной мощи, и человеческое царство, где превалируют интересы людей, основанные на принципах человеческого разума.В первом царстве,
где каждый человек как природное существо «имеет столько права, сколько мощи», только мера природных способностей составляет единственное различие между людьми. И мудрец, и невежда, чего бы они ни добивались и что бы ни делали, совершают это по высшему праву природы. И в этом смысле все их деяния могут быть оправданы по этому праву. Здесь нет ни преступления, ни греха, ни воздаяния. Именно в этой, первоначальной форме жизни, которую вряд ли можно считать человеческой, людям ничего не запрещается, кроме того, чего никто из них не хочет или не может. Здесь, по-видимому, могло бы действовать правило Телемской обители из романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», которое звучит как «Делай, что хочешь!». Единственное препятствие для реализации естественных стремлений у этих адептов естественного права – это пределы дарованных им природой сил (возможностей). В редакции Спинозы это могло бы означать – «Делай, что сможешь!». Если бы люди во всем руководствовались разумными началами, такой способ существования был бы совершенным со всех точек зрения. Однако в этом естественном состоянии люди, как оказывается, не могут жить в соответствии с предписаниями разума и попадают во власть аффектов. Сразу обнаруживается слабость и ограниченность их своенравной природы, они начинают притеснять друг друга и испытывать взаимный страх. Эту эпоху в истории человечества Гоббс обозначил как «войну всех против всех». Чтобы обороняться от врагов и обеспечивать свои земные интересы, люди начинают объединяться. На этом основании человек и становится животным общественным. Появляется государство, люди поступаются своим естественным правом и заменяют его новыми правовыми нормами, в соответствии с которыми уже живет социальный человек. Он обретает гражданский статус (status civilis). Именно здесь обретают смысл все перечисленные выше моральные и правовые понятия, которые создаются людьми, обладают вторичной природой и, с точки зрения Спинозы, лишены естественной основы (Этика, IV 37 схол. 2).