Этикет темной комнаты

Подхожу к елке. Под ней лежат с дюжину подарков самого разного размера. Поднимаю глаза на Калеба и вижу, что он пристально наблюдает за мной. Для него важно, какой подарок я выберу. Сделав глубокий вдох, вытягиваю руки и легко ощупываю пакеты, словно в руках у меня счетчик Гейгера. Закрыв глаза, пытаюсь думать, как Дэниэл. Если он жив, то я прочитаю его мысли. Если он мертв, я вызову его дух. Скажи мне, Дэниэл, какой подарок ты хочешь?

Большой.

Это слово так отчетливо звучит у меня в голове, что я вздрагиваю.

Останавливаюсь на самом большом подарке.

– Можно открыть вот этот?

Калеб улыбается:

– Думаю, да.

Сажусь на колени и собираюсь разорвать оберточную бумагу, словно нетерпеливый мальчик восьми лет, но что-то останавливает меня. Вспоминаю ровный почерк Дэниэла, прямые линии под его подписью. Дэниэл не похож на обычного ребенка. Он аккуратен. Значит, я должен быть таким же.

Ногтями сдираю клейкую ленту. Это совсем не сложно. Клей превращается в труху, когда я провожу рукой по шву. Калеб одобрительно качает головой, и я вздыхаю с облегчением. Я все делаю правильно.

Бумага падает на пол, и я вижу картонную коробку, на которой нарисована туристическая палатка цвета хаки.

– Мы пойдем в поход? – На этот раз мое волнение совершенно искренне.

Калеб не отвечает, и я начинаю бояться, что разволновался слишком уж сильно. Наконец он кивает.

– Пойдем. Как только станет тепло.

– Как тепло?

– Вопросы из тебя сегодня так и сыпятся. – Счастливое выражение исчезает с его лица.

Я опускаю глаза, но он по-прежнему внимательно смотрит на меня. Я чувствую это.

– Я… просто мне ужасно нравится моя палатка. Не могу дождаться, когда буду пользоваться ею.

– Знаешь что… – Его голос спокоен, и я отваживаюсь снова взглянуть на него. – Как насчет того, чтобы поставить ее в гостиной?

– Урааа! – кричу я.

Дети кричат ура? А Дэниэл кричал?

Калеб улыбается, и я решаю, что кричал.

Он достает что-то из кармана красных спортивных штанов. Это перочинный нож. Когда Калеб разрезает коробку, мои глаза прикованы к лезвию, я представляю все то, что можно сделать с его помощью. Калеб достает палатку, приводит в действие механизм, и она раскрывается.

– Вау. – Я заползаю внутрь. – Это таааааак прикольно.

Застегиваю молнию на палатке и позволяю лицу принять нужное выражение. Позволяю себе прослезиться, и впасть в истерику, и представить рождественскую елку у меня дома.

Украсила ли мама дом в этом году? Она всегда нанимает какую-нибудь компанию, чтобы те оформили все поместье. У них имеются лестницы вроде пожарных, достающие до крыши. Сотрудники компании развешивают гирлянды и золотые фонарики. Мой чулок для подарков так велик, что я мог стоять в нем, когда был маленьким.

– Дэниэл?

Мне хочется застегнуть молнию.

– Что ты там делаешь?

Мне хочется никогда не выходить из палатки.

Но я изображаю улыбку и выползаю наружу.

– Хочешь есть? – спрашивает Калеб.

Ничуточки. Но я иду за ним к круглому деревянному и уже накрытому столу, стоящему посередине комнаты. Картофельные оладьи, яичница, жареный бекон. Мой желудок делает кульбит.

Отодвинув тяжелый стул, сажусь и не знаю, в какую сторону смотреть и на чем остановить взгляд. Может, это потому, что я многие недели смотрел исключительно на стены, а теперь передо мной что-то новое. Здесь опять же нет окон, но есть двери. Дверь слева открыта достаточно широко, и я понимаю, что за ней туалет. Справа дверь шириной добрых семь футов, доходящая до потолка. Ручки у нее нет. Прямо передо мной, за спиной Калеба, дверь серебряного цвета, через которую я пытался спастись. Она похожа на стальную сейфовую дверь.

– Дэниэл.

Калеб кивает на мою тарелку, я беру кусок ветчины и начинаю жевать. Но при этом продолжаю изучать комнату – обстановка и отделка здесь скудные. Плетеный ковер на полу, коричнево-оранжевый диван, пара книжных полок орехового дерева, заставленные старыми книгами и видеокассетами, но никаких лишних вещей, за исключением, может, глобуса. Картинки явно нарисованы Дэниэлом и прикреплены скотчем прямо к стенам. На них изображены лошади, парусные лодки и города, выполнены они карандашом и акварелью. Очевидно, помимо всего прочего, Дэниэл хорошо рисовал.

Оглядываюсь и вижу стоящий на полу громоздкий телевизор с выпуклым экраном, такие можно увидеть в музеях или антикварных магазинах.

– Дэниэл, – одергивает меня Калеб, и я вздрагиваю. – Ешь.

Поворачиваюсь к столу и беру вилку. Вонзаю ее в яичницу и жую, но вкуса не чувствую. Все, о чем я могу думать, так это: «У меня в руке вилка». И я представляю все то плохое, что могу вытворить с ее помощью.

Поев, Калеб вытирает рот бумажной салфеткой.

– Хочешь посмотреть телевизор?

Телевизор – это хорошо. Если я увижу новости или даже местную рекламу, то пойму, где мы.

– Да, – отвечаю я почти радостно.

– Иди и выбери фильм, – он кивком показывает на полки.

– А может, просто посмотрим телевизор?

– Кабельного телевидения нет, зато полно кассет.