Это был просто сон...

Ткань была невесомой, полупрозрачной с одной стороны, зеркальной — с другой… То есть даже не зеркальной. Эта сторона плаща вообще не воспринималась зрением! Закутавшись в такой плащ, человек становился невидимкой.

— Оптический обман, — сказал барлаг. — Свет искривляется и огибает объект, вот смотри, — он снова продемонстрировал Ирине отменные качества плаща. — Хороша штучка, верно? — Ирина тупо кивнула. — Засечь, впрочем, можно — по инфракрасному излучению. У тебя корректор зрения, Ирина. Скорее всего, ты их просто заметила.

— Ну да, — кивула Ирина. — Т-тени какие-то увидела. И мне стало страшно. Я… М-мне к-кажется, я уже в-видела к-когда-то что-то так-кое же…

Она вновь попыталась задавить очередной приступ истеричного смеха — безуспешно."Вот проклятье!.."

— П-простите, — проговорила она, стуча зубами. — Н-не могу н-никак…н-надоело…

— Все, хватит, — требовательно проговорила Бэлен лиданум. — Первая помощь оказана. Пациенты нуждаются в дальнейшей терапии. Отставить все разговоры немедленно! Куда?! — это уже отнеслось к Ирине, собравшейся к выходу.

— Да я н-ничего… я нормальная!

— Я вижу! — Бэлен лиданум с неженской силой вцепилась в Иринину руку. — Со мной пойдете.

— Не хочу я в б-больницу! Что я там потеряла? Не п-пойду! Отпустите меня сейчас же!

Она полна была яростной решимости отстоять свое право на независимость. В самом деле, что хорошего ждало в этой больнице? Законопатят снова в хрустальный гроб… без одежды, само собой… кому оно такое надо? Но Бэлен лиданум, очевидно, считала иначе.

В ее руке появился крохотный — сантиметра два в ребре — кубик. Прежде, чем Ирина сообразила, что это за дрянь такая, кубик прилепили к запястью, и содержимое его прямо сквозь стенку стремительно всосалось под кожу. Ирина с криком дернулась, но было уже поздно. По всему телу разлилась неприятная слабость, очень схожая с наркозом — с той только разницей, что сознание угасло не до конца. Ирина чувствовала, что ее куда-то ведут, на что-то укладывают… Перед глазами стоял розовый туман, невыносимо яркий. Пришлось закрыть веки, но даже так все равно было больно.

" Заловили все-таки", — обреченно подумала Ирина, окончательно проваливаясь в забытье.

Вечер.

Неяркий свет живых цветов-фонариков, бросающих неверные блики на мелкий гравий дорожек. И тишина. Полная, плотная. Так никогда не бывает ни в одном парке Земли Там, дома, всегда есть звуки. Шорох листвы на ветру, птичий крик. Голоса гуляющих людей. Музыка. Шум машин, идущих бесконечным потоком по дорогам, огибающим парк. А здесь — тишина. Тишина и пустота.

Ирина долго бродила, переходя с дорожки на дорожку. Не скоро призналась она себе, что снова — в который уже раз! — заблудилась. Вот ведь несчастье. И спросить не у кого, нет никого кругом, по домам все уже сидят, наверное. Час был именно что поздний. Что, будем на земле ночевать? Как ни пугала такая перспектива, а деваться от нее было некуда.

Ну хоть лавочка какая-нибудь попалась бы на глаза! А то вот так уснешь на земле, а оттуда червяки выползут, в уши набьются. Или сайфлопы покусают. Ирина потерла старый шрам на руке и поежилась. Нет, о сайфлопах к ночи лучше не вспоминать!

Парк между тем приобрел совсем уже дикий вид. Дорожка сузилась, зазмеилась между толстенными стволами, щетинившимися циклопическими стругами отставшей коры. Громадные кроны дремуче заслонили небо. И лишь цветы-светильники по-прежнему тянулись вдоль тропинки ровной сверкающей полосой…

Ирина остановилась, оценила вид и пошла назад. Долго шла. Дорожка расширяться не собиралась.

Прогуляться захотелось! Порадовалась, что врачи недолго мучили, отпустили на волю вольную. Решила развеяться. Вот и вейся теперь тут сколько хочешь. Воздух свеженький. Можно сказать, почти что мороз. Ирина зябко обхватила себя за плечи, постучала зубами. Ну, мороза как такового, конечно, не было. Но и жары не было тоже. Так что теплая кофта сейчас не помешала бы. Да и куртка оказалась бы нелишней…

Ночь все не кончалась. Как и дорожка. Ирина начала подозревать, что ходит по кругу. Или нет, по спирали. По какой-то огромной, безумной спирали, без начала и без конца. Она вымоталась, устала. Прислонилась к холодному стволу дерева. Долго плакала. Но хоть плачь, хоть головой о ветки бейся, чем это поможет? Она сползла на землю и долго сидела в полном отупении, стуча зубами от холода. Может быть, даже теряла сознание несколько раз, она уже толком не понимала. Ей было уже все равно…

Звук шагов вывел из ступора пригасшее сознание. Кто-то шел по дорожке, — наконец-то. Споткнулся, выругался. Ирина узнала голос!

— Фарго! — воскликнула она удивленно.

— А, — с явным облегчением отозвался слепой певец. — Это вы! Чудненько.