Алавернош спросил что-то жестами. А Ирина вдруг обратила внимание на табличку с информацией, висевшую на груди доктора. Врач общей практики… Харгам Тонкэрим… Ирина поняла наконец, почему его лицо показалось таким знакомым. Тот хирург, который принимал у нее упавшего мальчика… тоже Харгам и тоже Тонкэрим… только молодой… сын, наверное. И никак иначе. А этот Харгам наверняка и есть супруг заведующей. Но тогда получается, что…
— Нет, госпитализация не требуется, кризис уже прошел. Направление на обследование я оформлю — через два дня надо будет придти к нам в диагностический центр. Ну, а теперь вашей супруге только хорошенько выспаться… полный покой и никаких волнений…
— Простите, — с трудом выговорила Ирина. — Но мы не супруги. Мы просто… знакомы.
— Извините, не знал, — в голосе доктора никакого раскаяния слышно не было.
— Подождите! — воскликнула Ирина — в памяти вновь мелькнула картинка: лавочка и совершенно пьяная чернокожая девочка.
— Ну?
— Ваша дочь… Кмеле… это у нее… это ее Клаверэль барлаг сейчас ищет!
— Спасибо, — сдержанно кивнул врач.
Он коротко кивнул Алаверношу и поспешил уйти.
Ирина бессильно опустила голову. Сознание снова туманилось, уплывало в безвременье. Ментафорсер. Судя по названию, эта дрянь, наоборот, должна подстегивать все мыслительные процессы. Но у Ирины получалось все наоборот. Эти самые процессы замедлялись и тухли. Надо будет расспросить подробнее… И было еще что-то… что цепляло, не давало окончательно раствориться в тумане… вот оно… вашей супруге только выспаться…
— По-моему, он… мне… не поверил…
Алавернош ответил жестом, потом вспомнил, что Ирина не понимает. Достал свой приборчик, написал на голографическом экране:
— Забавно.
Ничего забавного, если вдуматься. Но Ирине было уже все равно.
Она заснула.
Ирина проснулась в знакомой уже комнате с диванными деревьями. На миг ей показалось, будто время сместилось на день в прошлое, — слишком живой еще была память о черном озере и чудесном голосе Фарго, поющем земную песню. Yesterday. Да.
Ирина спустила ноги, села. Обхватила голову руками. Голова болела, сильно, на пределе терпимого. Очень хотелось пить, язык просто присох к небу, горло слиплось. Но еще больше хотелось упасть обратно и лежать, лежать без движения, ни о чем не думая, ничего не вспоминая. Сумасшедший день. Начиная со вчерашнего приключения на пару с Фарго — сумасшедшие сутки. Кино безумного режиссера.
Кто-то тронул Ирину за плечо. Алавернош. Он принес ей стакан — если тонкостенное, фигурное чудо искусства можно было назвать стаканом — тягучего зеленовато-золотистого соку.
— Спасибо, — поблагодарила Ирина.
Сок был в меру кисленьким, приятным на вкус. А сам стакан оказался деревянным. Наверное, тоже вырос на каком-нибудь кустике. С Алаверноша станется. Если уж постель и одеяло можно вырастить, как обыкновенное дерево, то что мешает сделать то же самое и с посудой? Интересно, а туалетная бумага в этом доме тоже выращивается? Ирина представила себе куст со специфичными рулончиками вместо ягод, и фыркнула в стакан, едва не поперхнувшись соком. А что? При таком контроле над несчастной флорой, еще и не то можно вырастить. Унитаз, например. Канализационные трубы. Еще что-нибудь, на что фантазии хватит. Ирина не выдержала, захихикала. Уж слишком живо нарисовало ей воображение картинку.
Алавернош озабоченно заглянул ей в лицо.
— Не… обращайте внимания, — сказала Ирина, вытирая проступившие слезы. — Это сейчас пройдет… у меня бывает.
Алавернош жестом спросил, не принести ли еще соку. Ирина кивнула:
— Да, конечно. Спасибо…
Второй стакан оказался очень кстати. Нервный смех прошел, и вообще, на душе стало как-то спокойнее. Хотя руки еще дрожали противной мелкой дрожью, как у алкоголика при похмельном синдроме.
— Скажите, Алавернош, что такое этот брэльш?
— Дрянь, — коротко написал он на экранчике своего коммуникатора.
— Это я уже поняла… — вздохнула Ирина. — Ну… я пойду, наверное…
Ей вдруг стало невыносимо неловко в обществе садовника. Слова Харгама Тонкэрима не шли из головы — пожилой врач принял их за супругов. Не без причины, надо думать. Ну, и в самом деле, как это со стороны выглядит, а? Вот она сейчас у него в доме, и они вдвоем, никого тут больше нет… и кто его знает, вдруг сейчас еще приставать начнет… что тогда? Вон он какой здоровый, не отобьешься ведь. Мысль о вероятном насилии вызвала странную смесь возбуждения, страха и жгучего стыда; Ирина поспешно затолкала неприличные эмоции как можно глубже. Ноги уносить отсюда надо, вот что. И побыстрее.
— Оставайтесь.
— Нет, — твердо сказала Ирина, вставая. — Нет, извините. Лучше я пойду к себе… Спасибо вам за помощь… и за сок…
— Провожу.
Ирина хотела было вежливо отказаться, но вспомнила хитрую дорожку, поежилась и решила не выделываться. Пусть проводит. Заблудиться в парке снова — увольте.
Какое-то время они шли молча. Сумерки давным-давно угасли, стояла темнота, подсвеченная лишь фонарными цветами. Ирина вдруг споткнулась, и упала бы, если бы ее не поддержали.
— Поздно уже, — написал Алавернош на своем экранчике. — Зря не остались.