Это было под Ровно. Конец «осиного гнезда»

По улице торопливо сновали прохожие.

Я пошел дальше, сдерживая нарастающее волнение. В

моем распоряжении оставались считанные минуты.

Я считал шаги: двадцать… тридцать… семьдесят. Довольно.

Я остановился возле объявления бургомистра, недавно вывешенного на всех улицах, и стал его читать. Бургомистр настойчиво призывал трудоспособных горожан записываться вместе с семьями на отъезд для работы в германской промышленности и сулил им молочные реки в кисельных берегах.

С обращением я познакомился на всякий случай заранее. Сейчас я его не читал. Я смотрел на него, и буквы плясали у меня перед глазами. Волнение ширилось, нарастало, а снег все валил и валил…

Я отсчитывал про себя секунды: семь… восемь… двенадцать… и замер, скосив налево глаза, – рядом со мной кто-то остановился. Я увидел только большой волчий треух и шелковистую курчавую бородку, запорошенную снегом.

Да и весь человек, залепленный снегом, походил на елочного деда-мороза.

Неизвестный тоже решил, видимо, прочесть объявление до конца.

Его соседство меня совсем не устраивало. Вот-вот должен подойти Криворученко. Я не допускал мысли, что он заговорит со мной при постороннем. Криворученко, конечно, пройдет мимо.

Я с досадой подумал: «Черт его принес, этого дядю! Не нашел другого времени».

Я решил отойти и раздумывал над тем, в какую сторону отойти лучше. Но едва я сделал движение, как неизвестный шепнул:

– Кондратий Филиппович, дорогой!… Это я…

Нет, я даже не повернулся. В этом не было нужды.

Голос Семена я мог различить из тысячи голосов. И я его узнал.

Впившись глазами в обращение, я вздохнул:

– Семёнка!…

А как мне хотелось расцеловать его!

– Да, да, я… Все в порядке! – шепнул он.

– Времени в обрез, – процедил я сквозь зубы.

– У меня тоже… И подвода ожидает, – торопливо проговорил Семен. Ш-ш…

Подошла женщина. Ее, очевидно, привлекло любопытство: двое читают, почему ей не почитать. Может быть, что-нибудь интересное. Но, пробежав глазами текст обращения, она шумно вздохнула и ушла своей дорогой.

– Говори скорее, – торопил я. – Где бросили якорь?

– В двенадцати километрах. Лес густющий, болото, глухомань. Назначайте, где лучше встретиться.

– В кино. Запомни, в кино. Я укажу дату и время…

– Не пойдет, – прервал меня Криворученко. – В городе меня уже знают – я три раза привозил в баню дрова из леса и сейчас привез… Личность для посещения кино неподходящая…

Это меня обескуражило. Другого варианта я не подготовил.

– У вас на Опытной станции, – продолжал Криворученко, – есть истопник Кольчугин. Попытайтесь его использовать.

Я не поверил собственным ушам.

– О ком ты?

– О Кольчугине, Фоме Филимоновиче.

– Откуда ты его знаешь?

Криворученко молчал. Приближались мужчина и женщина. Они тащили за собой санки, на которых была укреплена бочка с водой. Когда они прошли, Семен ответил:

– Сказал командир партизанского отряда. Я был у него.

Кольчугин участник городского подполья. Он прорвался к вам при содействии старшего подпольной группы, а тот работает в управе… У Кольчугина два сына на той стороне.

Одного звать Петром, второго – Власом.

– Тут не провокация?

– Что вы! И лесник говорил мне о Кольчугине.

– Какой лесник?

– Связной между партизанами и подпольем.

– Что он говорил?

– Что Фома Филимонович вернейший человек. Его сразу не раскусишь.

«Куда там!» – подумал я и спросил:

– Кольчугин знает, кто я?

– Откуда он может знать? Никто не знает, кроме командира отряда, а он – здешний секретарь райкома. Я было решил встретиться с вами через Кольчугина, но потом не рискнул. Лучше вы сами с ним сговоритесь. Он считает вас предателем, сообщил об этом подполью, и подпольщики уже хотели казнить вас…

– Здорово! Только этого и не хватало… Вас двое?

– Да, я и радист. Это уже второй… Тут целая история…

– Ладно. Это потом. Отстучи сегодня же, что у меня все в порядке, а подробности после беседы. Да… Передай срочно, что между городом и селом Поточным базируется авиаполк. Пусть его кроют. Пусть немедленно положат кого-нибудь из наших в больницу под именем Брызгалова.

Всё. Иди. Дня через три жди мои сигналы. Понял?

– Да, да… А если Кольчугин будет ломаться, вы ему шепните: «Как лес ни густ, а сквозь деревья все же видно».

Это их пароль.

– Добре! Иду…

Криворученко отошел. Я «дочитал» обращение до конца, мысленно поблагодарил бургомистра за то, что оно такое пространное, и зашагал домой.

Снег кружил в воздухе, и трудно было определить, откуда он летит: то ли сверху, то ли снизу. Удачная погодка!

В эту ночь я долго не мог заснуть, но теперь уже от избытка радостных мыслей.

Я лежал на койке с закрытыми глазами, в полной темноте. Пурга бесновалась и выла снаружи, возилась в печной трубе, скреблась в окно, а я все думал и думал.

Вначале я мысленно побывал в глухомани, где укрывался Семен с радистом. Успел ли он добраться до места?

Хотя в лесу пурга не так страшна, как в степи. Всего двенадцать километров разделяло нас. Но я лежал в теплой комнате, на простыне и подушке, под одеялом, а они?.