Это было в Праге

А капитан говорил теперь о том, что генерала Ингра, безусловно, поддержат союзники, что англо-американская миссия если еще не вылетела в Словакию, то на днях вылетит. Сейчас немцы уже не так страшны, как страшны коммунисты, пытающиеся опереться на народ и не желающие считаться с законным чешским правительством в Лондоне. Они страшны не только тем, что добиваются власти, но и тем, что ориентируются на Советский Союз. Москва их поддерживает. Бессмысленно закрывать глаза на факты. Можно не сомневаться в том, что советские войска войдут и в Словакию и в Чехию. А если это так, нужно позаботиться, чтобы к их приходу у власти оказались не коммунисты, а представители военных чешских кругов. Вот пусть тогда и попробует Советский Союз не признавать новое правительство! Пусть он попытается расторгнуть двадцатилетний договор о дружбе и взаимной помощи, уже подписанный в декабре прошлого года!

«Вывернул себя наизнанку, подлец, — думал Блажек, едва владея собой. — Это уже не прибылой волк, а волк-переярок. Он уже отведал крови и знает ее вкус».

Все было ясно, и Блажек поставил перед капитаном вопрос в лоб:

— Сколько необходимо людей и с какими заданиями мы их будем перебрасывать в Словакию?

Увлеченный собственными речами, капитан на какую-то минуту смешался. С его впалых щек, заросших щетиной недельной давности, медленно сходил румянец. Лихорадочный блеск в голубых глазах сразу погас. Лицо исказилось гримасой досады: его прервали на полуслове. Он очень любил говорить, в особенности на горячие политические темы, а ему давно уже не доводилось говорить так свободно и много. И он требовал, чтобы его внимательно слушали. А этот человек…

Капитан сказал высокомерно:

— Я полагал, что вас должны интересовать наши основные программные установки…

— Они меня в высшей мере интересуют, — спохватился Блажек. — Но я совершенно не располагаю временем. У меня впереди ряд ответственных свиданий.

— Простите. Я этого не принял во внимание. Я понимаю… Вы, конечно, правы. Итак, о людях?

— Да.

Соображения капитана таковы: необходимо подобрать десятка два таких людей, которые, с одной стороны, пользуются популярностью среди партизан, а с другой — «способны выполнять наши серьезные задачи». Конкретнее: им вменяется в обязанность проводить курс на удаление или нейтрализацию коммунистических элементов и советских офицеров. Всем им будут даны явки на подполковника Голяна.

— Все понятно. — Блажек встал. — Итак, первая задача — найти для вас и вашего друга надежное убежище вблизи Праги. И вторая — подготовить людей.

— Пока остановимся на этом, — сказал капитан, — а позже, когда люди будут отправлены, придется подумать и о том, как мне и поручику перебраться в Словакию. Ну, об этом говорить еще рано.

Блажек заверил, что снова приедет дня через три, раскланялся и покинул дом бюргера.

Глава двенадцатая

1

Мориц Обермейер поздно встал в этот день. Спал мало. Только под утро он вернулся из совместной поездки с штандартенфюрером СС фон Термицем в Пльзень. Короткий сон не принес ему ни отдыха, ни бодрости.

Приняв холодный душ, Обермейер оделся, сунул в карман запасную обойму к «Вальтеру», лежавшую на письменном столе, и спустился во двор через черный ход.

Небольшой дворик, замкнутый с трех сторон высокой кирпичной стеной, а с четвертой — стеной дома, был наглухо изолирован от улицы. Подойдя к кирпичной стене, Обермейер прикрепил к ней квадратную мишень, повернулся и отмерил двадцать пять шагов. На этой дистанции он вынул из кобуры «Вальтер» и начал стрелять быстро и почти не целясь.

Из десяти пуль ни одна не легла за пределами круга, а три пули вошли одна в другую. Это утешило Обермейера. Он вернулся в дом и сел завтракать.

После еды, потягивая коньяк, он стал припоминать ночной разговор с шефом фон Термицем.

Шеф доволен им. В этом не может быть никаких сомнений. Фон Термиц не станет бросать слова на ветер. И если он сказал, что в ближайшем времени Обермейер будет уже не гауптштурмфюрером, а штурмбанфюрером, то не верить этому глупо. Конечно, фон Термиц, представляя Обермейера к высшему чину, и сам рассчитывает на что-то… Но это Обермейера уже не касается. Важно, что фон Термиц вынужден был признать успехи Обермейера. Во всяком случае, он заявил об этом во всеуслышание вчера, на вечеринке у подполковника Коха в Пльзене. За Обермейера поднимали так много тостов, его так бурно поздравляли, что он и сам поверил в исключительность своих успехов.

Обермейер сделал несколько маленьких глотков, смакуя коньяк, и усмехнулся. О работе надо судить по ее результатам. Так было бы правильней и точней. Но можно судить и по началу. Результаты работы не всегда отражают ее удачное начало.