Я возлагал большие надежды на следующую программу для «Эйч-би-оу». Двенадцатое по счету шоу, а двенадцать – магическое число. Это должна была быть бомба, бравшая под прицел большую жирную мишень в Белом доме: губернатора Буша со всеми его христианскими ублюдками. Номер «Почему нам не нужны десять заповедей» обрушивался на зрителя с мощью кувалды. В нем был невероятный потенциал.
Запись была назначена на 17 ноября в театре «Бикон». Название всей программе дал новый номер. У меня было ощущение, что это будет первое шоу на «Эйч-би-оу» за последние десять лет, сопоставимое с «Как глушат культуру», а может, даже лучше.
И это предчувствие не покидало меня вплоть до 8:46 утра 11 сентября 2001 года, когда первый самолет врезался в башню. Потому что шоу называлось:
Кто сказал, что в событиях 11 сентября нет ничего смешного? В тот день меня реально закидали яйцами. Усама бен, блядь, Ладен взорвал не только Всемирный торговый центр. Он уничтожил лучшее, что я написал за десять лет.
Я реалист. Мы поменяли название на «Жалобы и претензии». (Если бы выпускался сборник «типичного Джорджа Карлина», это название можно было бы смело оттиснуть на коробке.)
Ядро моих фанатов, наверное, ожидало, что я выскажусь по поводу 11 сентября. Я коснулся этого события – этого слона в гостиной, о котором не принято говорить, – зал ответил обнадеживающим смехом. Но больше я к нему не возвращался, сосредоточившись на «юморе наблюдения», который вертелся вокруг темы «Ублюдки нашего времени»: «Люди с опущенным забралом», «Родители отличников», «Если вас зовут Тодд». И убийственные «Десять заповедей».
Однако имелся в моем шоу огромный пробел размером с воронку. Давая интервью во время гастролей, я очень люблю, когда кто-нибудь из «Вестника Грейт-Фолса» или «Питтсбург пост и насморк» спрашивает:
– У вас, должно быть, много разных историй про Чейни[265]
, «Эмерикен айдол» и брючные костюмы Хиллари?– Я никогда не рассказываю про людей или события, о которых можно узнать из новостей, – отвечаю я, выбивая у них почву из-под ног.
Я ненавижу материалы на злобу дня, потому что ненавижу что-то выбрасывать. Я не хочу вникать в мелкий скандал вокруг Буша и Скутера Либби[266]
, острить на эту тему, потом еще месяц шлифовать текст, доводя до блеска, добавлять пару-тройку новых шуток, зазубривать назубок всю эту хрень – и понимать, что никто уже не смеется, потому что новость устарела. Нет, только не это! Терпеть такого не могу. Мне нравится долго и нудно шлифовать, доводить до совершенства и делать запись, чтобы она осталась со мной навсегда.Обратный пример – судьба номера «А мне нравится, когда умирает много людей». Вот почему я не выношу юмор на злобу дня. Сами новости не дали ни одного шанса монологу, основанному на новостях.
Хорошо хоть не пришлось от него отказываться. Он вошел в следующее шоу на «Эйч-би-оу» 2005 года «Жизнь стоит того, чтобы ее потерять». С момента, когда этот текст впервые спустился по родовым путям, прошло около семнадцати лет. Но рисковать не хотелось, и я переименовал его в «Чрезвычайную ситуацию по всей стране». Это была финальная точка шоу, его кульминация. Вот он – мой герой, вылизанный, безупречный, записанный на пленку. Навсегда со мной.
Текст разросся до эпической картины катаклизма общенационального масштаба. А начинается все с малого: в центре Лос-Анджелеса прорывает водопроводную магистраль, и вода затопляет электрическую подстанцию. В городе уже месяц царит аномальная жара, обусловленная глобальным потеплением. Выживание Лос-Анджелеса зависит от электроэнергии, включая больницы и системы охлаждения, поэтому вскоре город охватывает социальный хаос, ширятся холера и оспа, бушуют пожары, с которыми пожарные, оставшись без воды, не могут бороться. Весь город в огне…