Ксюша и Жаров моего возвращения как будто даже не заметили. Они обсуждали мультфильмы, попутно сворачивая из салфеток какие-то фигурки.
– Ксюша, пойдем вымоем руки, – позвала я.
Она нехотя поднялась, отложив салфетку, пошлепала за мной.
– Ты в туалет не хочешь? – на всякий случай спросила я, когда она мылила руки.
– Нет, – беспечно ответила Ксюша.
Когда она сунула руки под сушилку, я нашла в сумке расческу, осторожно расчесала чуть завивающиеся Ксюшины волосы.
– А Лев это кто? – вдруг спросила она. – Ваш друг?
– Нет, это наш начальник. Мы с твоей мамой на него работаем.
– Красивый, – сказала она. – И веселый. Я бы могла за него замуж выйти. Но я уже обещала Матвею, что мы с ним поженимся, когда вырастем.
– И правильно! – похвалила я. – Матвей молодой, а этот старый будет, когда ты вырастешь.
– Сильно старый? – недоверчиво уточнила она.
– Ага, он будет весь седой и с палочкой.
– Жалко, – протянула Ксюша, а потом вдруг спросила: – А мама скоро приедет?
– Скоро, зайчик. Совсем чуть-чуть еще подождать.
Когда мы вернулись за стол, на нем уже стояли тарелки с нашими блинчиками. Ксюша накинулась на свою порцию, как тигр. Вся моментально перемазалась, пару раз вытерла руки об платье. Я не стала ее одергивать: один фиг наряд ее выглядел уже не очень.
Блинчики были вкусные, нежные, пропитанные сливочным маслом. Хотелось их смаковать, но я старалась есть быстрей, чтобы Лев не решил, будто я рада отлынивать от работы. А вот он не торопился, глазел на меня. От этого было не по себе. Казалось, что ем я ужасно неуклюже, почти как Ксюша.
– И чего вы на меня так смотрите? – недовольно спросила я.
– Не знаю, – ответил он. – Может, нравитесь?
Я чуть не подавилась. Но решила не уточнять, что он имеет в виду, залпом выпила какао.
– Я прямо вижу, как у вас глаза добреют, – сказал Лев. – Вас, похоже, надо почаще кормить, чтобы настроение было хорошим.
– По-вашему, у меня до еды были злые глаза? – с вызовом спросила я.
– Ужасно злые, – подтвердил он. – Я боялся, что вы меня покусаете.
Нет, ну каков наглец, а? Сам говорит всякие гадости, а потом укоряет, что у меня вид сердитый.
Я отставила чашку, сложила руки на груди.
– А у меня есть хоть одна причина смотреть на вас по-доброму? Это разве не вы разжаловали меня до простого редактора?
– Ну, у меня же получается не испепелять вас взглядом, – сказал он. – Хотя как вспомню, какие слухи вы обо мне распустили, так содрогаюсь.
– Это не я!
– Вы, конечно, вы, – уверенно заявил он.
– Зачем мне это? – Я занервничала: господи, у него теперь всегда и во всем буду я виновата? – В первую очередь, эти мерзкие слухи меня выставляют какой-то… профурсеткой.
Он посмотрел с недоумением.
– Чего?
– Ну как же? – Я махнула рукой туда-сюда. – Люди думают, что это я так унижаюсь, чтобы заполучить обратно свою должность.
Его глаза округлились.
– Марина, вы сейчас о чем?
Я заподозрила неладное, уточнила:
– А вы про какие слухи?
– Про те, что вы распустили в Лазаревском. Я, когда съехал от вашей бабушки, хотел снять домик по соседству. Так мне хозяйка показала какой-то чат, где меня обзывали извращенцем-наркоманом.
– Ой… – Мне захотелось срочно слиться с местностью. – Это… Это вышло случайно. Я просто испугалась вас тогда. Когда приехала к бабушке, вы ковырялись в шкафу. Я решила, что вы бандит, хотите стащить что-нибудь ценное. А потом понеслось.
– Я не ковырялся в шкафах! – сердито возразил он. – Что вы придумываете?
– Вообще-то, когда я приехала, ваш зад именно из шкафа и торчал! – Я почувствовала раздражение. – Другая на моем месте тоже бы испугалась.
Он задумался, стал вспоминать. Лицо его посветлело.
– Я подкручивал навесы, – сказал он. – У вашей бабушки все дверцы болтались на соплях.
Звучало вроде бы логично, но мне не хотелось признавать поражение.
– А еще вы на чердаке что-то искали, – припомнила я.
– Нет, не искал. Мне просто хотелось ненадолго окунуться в атмосферу детства. Я, когда приезжал к своей бабуле, почти всегда торчал на чердаке. А когда поднялся на ваш, заметил коробку со старыми елочными игрушками. У моей бабушки были точно такие же. Я не мог пройти мимо, стал все там разглядывать.
– Ну, извините, – пробурчала я.
Он же вдруг нахмурился, спросил:
– А вот вы сейчас про какие слухи говорили?
– Э… Да это я так, просто. – Я отвела взгляд, стала теребить скатерть.
– Марина, не юлите, выкладывайте! Что у вас там?
Он подался вперед, облокотился о стол. Я инстинктивно отодвинулась, вжалась в спинку диванчика.
– Марина, я жду.
На его лице читалась решимость. Кажется, он был готов выбить из меня ответ любыми путями, даже теми, что запрещены конвенцией ООН. Вздохнув, я выпалила:
– Ангелина Николаевна вчера решила, будто у нас с вами… очень тесные отношения. Всем рассказала.
– В каком смысле, тесные отношения? – не понял он.
– В том самом смысле. – Я скосила глаза на Ксюшу. Та отложила вилку и с огромным любопытством внимала нашему разговору.
– Марина, выражайтесь ясней!
– Я не могу, тут ребенок. – Щеки у меня предательски заалели. – А Ангелине Николаевне померещилось неприличное.