Это называется так (короткая проза)

Когда мама пришла, моя голова болела еще хуже. Мама дала мне таблетку и сказала, что это может быть все-таки сотрясение, и чтобы я пошел и лег. Я пошел и лег, но сначала полез под кровать и убедился, что чудище спокойно спит. Но тут мама начала пылесосить в другой комнате, и я испугался, что от шума оно начнет скулить, и вместо этого сам начал стонать и делать вид, что у меня ужасно сильно болит голова, гораздо сильнее, чем на самом деле. Мне было очень стыдно, потому что мама разволновалась и даже хотела позвонить доктору Расину, который мой доктор вообще, но я быстро сказал, что голова уже проходит, пусть она только не пылесосит. Соврать маме — это две красные карточки. Я понял, сколько еще натерплюсь от чудища, и очень испугался. Пока мой кот не попал под машину и не погиб, я брал себе красные карточки и за его плохое поведение, и за свое. У меня всегда получалось очень много красных карточек, но я любил кота и просто плохо его воспитывал, так что все было справедливо. Но тут было совсем другое дело: я не любил чудище, мне было его просто жалко, и карточки я брал не за его плохое поведение, а за свое. Из-за чудища я сам становился плохим: врал маме, не сделал сегодня лечебную гимнастику и не помогал убирать. Кроме того, я сегодня ничего не ел, кроме завтрака, потому что отдал свои бутерброды чудищу, а поужинать не смог — так у меня болела голова. Поэтому я еще и очень хотел есть. И я постоянно психовал, это было хуже всего. Я уже просто с ума сходил.

Когда мама клала меня спать, она спросила, болит ли у меня голова, и я соврал, что нет. Мама хотела дать мне конфету, но я сказал, что мне нельзя из-за карточек. Как только мама ушла, я полез под кровать и вытащил чудище. Я решил, что должен разбудить его и выставить его прочь. Чудище все еще выглядело довольно плохо. Ранки у него явно заживали хуже, чем мой лоб, и оно все еще казалось очень оголодавшим. Как только я вытащил чудище из-под кровати, оно начало скулить. В уголке рта у него блестела слюна. Я уже знал, что это оно просит есть, но решил, что от голода оно даже быстрее проснется. Я стал трясти чудище, но оно только ныло, потому что я наверняка делал ему больно, хоть я и старался не делать больно. Тогда я стал дуть ему в уши. Чудище стало быстро дергать ушами, но не проснулось, только жалобно скулило, потому что я мешал ему спать. Я мог бы закричать на чудище или начать громко хлопать (я очень громко хлопаю, когда радуюсь, потому что я очень сильный и у меня очень большие руки), или стучать чем-нибудь об стол. Но на самом деле я ничего этого не мог делать, потому что тогда проснулась бы мама. Я ничего не мог поделать, и это невыносимо меня бесило. Я запихнул чудище обратно под кровать и лег. Мне так хотелось есть, что аж тошнило. Я еле заснул, но мне все время снилось, что чудище у меня под кроватью издохло от голода. Я просыпался и пытался встать и пойти на кухню, чтобы принести ему молока или хлеба, но все не мог до конца проснуться, так устал.

Утром я еле выпроводил маму из комнаты, сказав, что мне очень надо в туалет. Я хотел удержаться и не доесть свой омлет, чтобы потом, когда мама уйдет, вынуть остаток из мусорного ведра и отдать чудищу, но не удержался и съел все. Поэтому мне пришлось после маминого ухода скормить ему свои бутерброды с хорошим сыром, который нам принес дядя Витя к моему дню рождения. Больше в холодильнике ничего такого не было. Я полез под кровать и вынул чудище. Я немножко его потряс — в надежде, что оно проснется, но оно не проснулось, только жалобно застонало от боли. Тогда я по кускам скормил чудищу хороший сыр, вытер ему лицо и задвинул его обратно под кровать. Мне показалось, что оно тяжело глотает, как Алик, когда забывает запивать еду. Я принес из кухни стакан воды, вынул чудище и налил ему немножко воды в рот. Оно явно обрадовалось, и я потихоньку вылил ему в рот весь стакан, но при этом сильно облился. Я задвинул чудище обратно под кровать. От постоянных лазаний под кровать у меня очень болела спина, и вообще я чувствовал себя ужасно. Я хотел лечь на диван и подумать, как же мне быть, но не смог подумать, потому что заснул. Я был очень уставший.