Картинка сдвигается — Рен пытается установить телефон на кофейном столике и дважды его роняет. Движения настолько резкие, что он того и гляди упадет.
После того как он все-таки устанавливает телефон, он запрокидывает голову и воет:
— Я совершил ошибку. Тупую ошибку! — Он зажмуривается и обхватывает затылок руками. — Эта официантка ничего для меня не значит, она пустое место. Пожалуйста, не разрушай то, что между нами было, из-за одной ошибки. — Он открывает зеленые глаза, в которых стоят слезы. Настоящие слезы. — Без тебя я себе места не нахожу.
Со вздохом он поднимает с пола гитару.
Серьезно? Гитара? Такое ощущение, что я схожу с ума.
— Нет, нет, нет, — шиплю я.
Он берет первые аккорды.
Рен. Гитара. И Бруно Марс.
Я ошарашенно слушаю, как он поет о том, что взялся за ум, о том, что его выгнали из рая.
Осмотрите машину. На полу не лежат мозги? У меня сто процентов лопнула голова.
Глаза у Рена прикрыты. Голова запрокинута. Следует сознаться, что он прекрасен, когда поет, на фоне нежного звука гитары высокий тенор кристально чист.
Он допевает песню, смотрит в камеру и говорит:
— Я люблю тебя, Джемма Сэйерс. Когда ты ушла из моей жизни, солнце словно потухло.
Экран темнеет.
Наступает ошеломляющая тишина.
— Все хорошо? — спрашивает Лэндон тихим голосом.
«Все хорошо?»
Я начинаю хохотать, причем не нежным женственным смехом, а грубым гоготом клинически больной женщины или ведьмы из сказок.
Лэндон откашливается. Выглядит он несчастным.
— Джемма?
От смеха из глаз бегут слезы, а из носа текут сопли. Может, всему виной адреналин, а может, я тронулась умом. Прикладываю руку к груди, хватаю ртом воздух.
— Из… извини! — воплю я. — Не знаю, почему я смеюсь, но остановиться не получается!
Он ждет, показывает на телефон.
— Ты в шоке. Это…
— Невероятно! — смеюсь я сквозь слезы. — Сначала он мне изменил и послал куда подальше. А теперь его арестовывают из-за кетчупа, и он постит для меня музыкальный подарок. Что, по-твоему, он пытается доказать?
Лэндон на меня не смотрит. Он поджимает губы.
— Думаю, он хочет тебя вернуть. Он сделает для этого все возможное.
— Ничего не выйдет, — с трудом произношу я.
— Уверена? Вас многое связывает.
— Поверь мне. — Я вытираю нос тыльной стороной ладони. — Сегодня странный день, но я уверена, что ни при каких обстоятельствах не вернусь к парню, который занимался сексом с другой, пока я сидела и ждала шоколадный мусс. — Икая, я вздыхаю и продолжаю: — Вообще-то я планирую бежать в Мексику.
— Почему в Мексику? — морщит Лэндон лоб.
— Потому что Мексика близко. И вряд ли «Вой» популярен на другом берегу Рио-Гранде, так что Рена там не знают. Буду подавать тако и текилу в кантине, где мне будут платить за дружескую беседу и козье мясо.
— Джемма… — Он наклоняет голову.
— Ты, наверное, думаешь… — я хлюпаю носом, мысли путаются, — черт, не представляю даже, что ты думаешь. Если станет легче, я не чокнутая. Просто у меня острый приступ сумасшествия.
— Ты не чокнутая.
Я хлопаю глазами и кошусь на него с подозрением.
— Ты не чокнутая, — настаивает он, взгляд темных глаз смягчается.
— А кажется, что чокнутая, — шепчу я.
Он проводит костяшками по моему подбородку, стирая слезы, которые текли по лицу.
— Иногда здравомыслие похоже на безумие.
Я снова смеюсь, но на этот раз кротко, а не истерично.
— Кроме переезда в Мексику, какие планы на сегодня?
— Планы? — Я поджимаю губы и моргаю.
— Да, есть планы? — Он тычет меня локтем в бок.
Кривлю губы и делаю вид, будто раздумываю.
— Занята, что ли?
— После преследований папарацци и нервного срыва, думаю, я свободна.
Он улыбается шире.
— Хорошо. У меня есть идея.
— Какая? Психиатрическое обследование?
— Нет.
— Это не свидание? — Паршивая шутка, знаю.
Лэндон на меня не смотрит. Он включает первую передачу, выкручивает руль вправо и жмет на педаль газа.
— Тебе придется мне довериться.
Глава 18
— Это вафельная.
— Ты не любишь вафли? — с выгнутыми бровями поворачиваюсь я к Джемме.
Она бросает на меня испепеляющий взгляд.
— Я что, коммунистка? Конечно, я люблю вафли. Я обожаю вафли.
— Тогда в чем проблема? — смеюсь я.
— Да нет никаких проблем. — Она пожимает плечами и откидывает волосы на спину. — Я удивилась, потому что время завтрака прошло.
— Какая разница? Ты что, полиция завтраков? — Я поднимаю руку, чтобы привлечь внимание администратора. Подаюсь ближе настолько, что чувствую жар ее тела, и говорю: — Вафли замечательны тем, что их можно есть когда угодно: на десерт, на обед, во время перекуса или, если ты совсем обезумела, даже на ужин.
— Верно.
— Вдобавок вафли не походят на то, что едят на свиданиях, в отличие, скажем, от мороженого. Про твои условия я помню.
— Туше, — с улыбкой опускает она глаза.
— Годится?
— Годится.
После того как мы садимся в кабинку и заказываем вафли с ягодами и взбитыми сливками, я откашливаюсь и задаю очевидный вопрос:
— Хочешь о нем поговорить?
— Нет, — сразу же отвечает она.
«Супер», — думаю я, в голове гудит от облегчения. Вряд ли я вынесу разговор о Рене Паркхерсте. Поверить не могу, что он выложил в интернет такой ролик. Как будто у Джеммы без того мало тревог.