Это небо (ЛП)

В шестнадцать лет я смотрела повторы «Друзей» и училась играть на укулеле для школьной пьесы. Ситуация выше моего понимания.

— Твоя мама была дилером? — с трудом произношу я вопрос.

Он кивает.

— Эбби — алкоголичка, наркодилерша, преступница, картежница. Проблем целый букет.

— Эбби?

— Ей не нравилось, что мы называем ее мамой. Она считала, что ее бойфрендам ни к чему это слышать.

Я в шоке. Вспоминаю, как он рассказывал о мужиках, которые его обижали, и представляю Лэндона маленьким мальчиком. Я беру его за дрожащую руку.

— Боже мой.

Лэндон опускает глаза и моргает. Очень медленно он переворачивает руку ладонью вверх, порывисто вздыхает и расслабляет плечи.

— Лэндон?

Он смотрит на меня слезящимися глазами.

— То, что они делали, уже не имеет значения.

— Черта с два.

Он едва заметно кивает.

— Я долго злился на весь мир, много куда впутывался, а после того как я победил в турнире для профессионалов, стало только хуже. — В голосе слышатся стыд и боль. — Через четыре дня после того, как мне исполнилось восемнадцать, я одержал первую крупную победу и из человека, живущего по талонам, превратился в миллионера. Как можно догадаться, я сдуру пустил все деньги на ветер. Ничего не осталось.

— Тебе тяжело работать в баре?

Лэндон переводит взгляд на меня. Он выгибает бровь.

— Я не алкоголик. Ты хоть раз видела меня со стаканом?

Качаю головой. Он прав, я ни разу не видела, чтобы он пил что-то крепче кофе.

— Мне помогла Клаудия. — Он сглатывает и продолжает напряженным голосом: — Хотя «помогла» не то слово. Она меня спасла. Она плакала, кричала, умоляла меня взять себя в руки. Я понял, что если не сделаю этого для сестры, то ничего хорошего у меня в жизни не будет. Поэтому я смыл наркотики в унитаз, вычеркнул из жизни всех употреблявших друзей. Как оказалось, других у меня и не было.

— Ты лег в клинику?

Он кивает, большим пальцем водит по тыльной стороне моей ладони.

— Да, а потом долго ходил на групповые собрания. «Привет, меня зовут Лэндон, я подсел на опиаты», и всякое такое.

Сердце екает. Как я могла этого не замечать? Как я могла быть так близко и в то же время так далеко?

— Я не был с тобой честен, — продолжает он. — Ты не обязана мне верить, но знай: я чист почти два года.

— Верю.

На миг он сжимает мою руку, а потом отпускает.

— Больше я не употребляю. Я не пью. До встречи с тобой меня два года интересовали только волны. У меня не было того, кого я мог бы… потерять.

Пытаюсь сглотнуть ком в горле, но ничего не получается.

— Ты правда считаешь, что потеряешь меня?

Он мрачнеет лицом.

— Не знаю. Разве ты моя?

Я вздыхаю.

— Два года я соблюдал строгую диету: спал, учился и работал, — продолжает он. Ему сложно, но от этой темы он больше не увиливает. — Я чист, но ты должна знать, что оно все еще со мной.

— Что?

Он пожимает плечами и мотает головой. Пряди медных волос падают на глаза.

— Желание сбежать.

— Жажда забвения? — с любопытством спрашиваю я.

— Да, в точку.

— Так вот почему тебе нравится серфить.

Лэндон окидывает меня долгим взглядом, будто что-то выискивает.

— А может, поэтому мне нравишься ты.

От этих слов сбивается дыхание. Лицо наверняка розовеет, глаза наполняются слезами.

— Лэндон…

— Я не горжусь тем, кто я и что я делал.

После недолгого молчания я обхватываю чашку и дую на темную жидкость. Не поднимая глаз, я говорю:

— А должен гордиться.

— Почему?

— Ты многое пережил. Ты борец.

Когда я заглядываю ему в лицо, у него в глазах тоже стоят слезы.

Лэндон

— Ты больше не злишься? — спрашиваю я после того, как приносят наш заказ.

Последние пять минут были самыми напряженными в моей жизни, но после того как мы поговорили, опасения, засевшие в душе, начинают исчезать.

С минуту Джемма размышляет.

— Я обалдела, конечно, но, подумав, я не злюсь. В каком-то смысле я тебя понимаю. Но лучше бы ты рассказал раньше.

— Знаю и очень сожалею. Я с радостью искуплю свою вину.

— Искупишь вину? — спрашивает она, а затем откусывает от вафли.

Я киваю.

— Унижусь, сдамся в рабство — что угодно.

Она задумчиво жует.

— Ну тут все просто. С этого момента я хочу честности.

— Она твоя, — без раздумий отвечаю я.

— И ты должен рассказать самый постыдный случай. Это справедливо.

— Наверное, мое первое свидание в День святого Валентина.

Она вытирает каплю сиропа с подбородка.

— Настолько плохое?

— Настоящий кошмар.

— Что случилось? Тебя вырвало на нее? Вы сцепились брекетами? — Она сглатывает и машет вилкой. — Выкладывай, мистер.

— Мне было тринадцать лет, — смиренно вздыхаю я. — Ее звали Эмили Мур, по меркам восьмого класса она была мне не по зубам.

— Не верю.

— Поверь. — Я делаю глоток из чашки. — Эмили была крутой. Ну знаешь, за такими девчонками по школе таскаются хвостом миниатюрные блондинки.

— То есть она смахивала на ходячую рекламу жвачки?

— Точно, — смеюсь я, представляя Эмили Мур. Она была словно из рекламы жвачки. — В общем, я часто ездил на соревнования, а за неделю до Дня святого Валентина Эмили подошла ко мне в коридоре, уперла руку в бок и спросила, нравится ли она мне.

— Смело, — вскидывает Джемма брови.