Это самое

Воспоминаний деньги медные,о звон малиновый тех дней,когда богаче были бедныеи были богачи бедней!А нынче хоть карманы выверни —всё разошлось, уплыло, убыло,и только золота, что ивернисусальной луковицы купола.И только дела, что на паперти,являя язвы, горько плакати,прося у давешнего нищего,который кривится: мол, ишь чего!

«“Дурак!” – со всею мочью рассерженно орем…»

«Дурак!» – со всею мочью рассерженно оремслепцу, что бродит ночью с горящим фонарем.Идет. Сверкают бельма, Господь оборони!словно святого Эльма недобрые огни.«Тебе б не эту фару, а вместо фонаря

очков бы черных пару да пса-поводыря!»«Зачем слепцу светильник? – переспросил слепец. —Вы правы, все едино: с фонариком ли, без —до дому дошагаю, пусть трижды он погас.Огонь я возжигаю единственно для вас.Для тех, чья поступь шире, чем я мечтать бы мог.Чтоб в темноте не сшибли меня, слепого, с ног!»

Невский проспект

Здесь топчется Россия празднаякичась американской робой,и тщится Западная Азияглядеть Восточною Европой,и снег раньше срока растаяли неба колодец отверст,но нечего делать раз та «Л»поникла и сгорбилась в «С», —зимовщик с проспекта Героев,гудит кровяное вино,

и прыгает пьяное РОЭ,как самоубийца в окно, —живей, насекомое рыло,покуда с коллажных куртинрекою реклам не накрылои мордоворот не скрутил;кляня гардероб свой дырявыйи мыслей своих сторонясь,молчи и скрывайся, ныряяв проулок, в лечебную грязьи дальше – огня папироскидостанет, чтоб высветить путьв свояси – туда где геройскив термометре падает ртуть,где саннодержавье, где снег, гдев окне ледяной андрогин,где «не с кем» чредуется с «негде», —туда, восвояси, dahin!

«Там, где на японской ширме…»

Повалиться, уставши, в оный автобус смерти – вези куда хошь.

Б. Шергин. Дневник 1942 годаТам, где на японской ширмецапли (аисты de jure)машут крыльями, большие,будто рыбы на гравюре,до Чапаева, до Чарли —Чаплина и человека, —на Таврической, в началежизни, улицы и века,в блочно-розановом замке —прянике, что Хренов-зодчийдля горбатой обезьянкивыпек на восходе ночи,чтоб трагической зимоюпод тропическим закатомнагляделась на седьмое

небо, лакомясь цукатом,и примнилось мирозданье,как фарфор на этажерке, —чтоб и мне без опозданьяс орхидеей в бутоньеркеоказаться в том миражекстати, как мускат к бисквиту,а в 13-м, не раньше,на дуэли быть убиту,эту свару биржевую,эту драку из-за кочнато есть эту жизнь живуюсмертью мертвою законча,не примериваясь к тризнеи цене чилийской меди —просто, как с телеги жизнипересев в машину смерти.

Вторая рапсодия

Памяти Михая Варги