Это сказка!

В коридор из кубриков вылетели все, кроме нашего седьмого взвода. Шестой тоже вылетел…

Сержанты не сразу заметили наш «тактический ход». Они шли также развязно вдоль привычно выстроившихся шеренг, избивая провинившихся. Раздавался мат, пьяный хохот и были слышны глухие удары.

И вдруг… Тишина… И понеслось:

– Это что за х…я?!

– Оборзели, духи?!

И якобы уставная команда:

– Взвод подъем!

Мы продолжали лежать. «Так, наверное, лежали наши деды перед атакой», – усмехнувшись про себя, подумал я. Позднее Саня сказал, что ему в тот момент пришла та же мысль. В наш кубрик ворвался наш взводный сержант и стал с койки за ногу стаскивать самого крайнего – Андрюху Караваева.

«Не продумал все до конца, сердешный. Это все от пьянства. Не буду в своей жизни так напиваться», – мелькнула мысль. Андрюха был рослым здоровяком, косая сажень в плечах, выше метра восьмидесяти. Он изо всей силы засветил пяткой сержанту в глаз, сержант охнул и отлетел с грохотом в дальний конец кубрика. На Андрюху навалилось штук пять пьяных сержантов. Они вытащили Андрюху из кровати и потащили его по коридору на расправу в сортир. Прошло, наверное, секунд тридцать и раздался, прямо таки, истошный крик Сани:

– Взвод!!! Подъем!!!

Мы, как один слаженный механизм, вылетели из своих коек, схватили ремни и понеслись, размахивая ими.

Это была картина маслом! Представьте, мы все в исподнем, в белых кальсонах и нательных нижних рубахах, неслись в сортир с гиканьем по темному длинному коридору вдоль этих молчащих шеренг. Наверное, мы были похожи на привидений, а может быть и на отряд ангелов.

Двери с грохотом упали на пол сортира. Андрюха, в исподнем, как и все мы, стоял по центру в позе боксера, вокруг его кружили наши «доблестные» командиры. Увидев нашу решимость и злость, они тут же все «размазались» по стенам. На следующий день в курилке, когда мы обсуждали это, Генка Бояринов, родом из Питера, давясь от смеха, сказал:

– Ну, и обоссались же наши отцы-командиры!

– Геннадий, Вы шо?! Разве можно так выражаться? Фи! Питерский интеллигент никогда не скажет – обоссались. Он скажет – пустили теплого по ноге, – поправил его Саня. – Держи статус. Не забывай, мы на тебя равняемся по культуре.

– И запомните, Гена, они не виноваты, во всем виноваты гены. И отсутствие дежурного офицера в казарме, – добавил Сашка.

Обнявшись, мы возвращались из сортира в свой кубрик вдоль тех же онемевших и ошарашенных шеренг, но уже при ярком, слепившим глаза, электрическом свете. Саня успел скомандовать дневальному (и когда он все успевал), чтобы тот включил весь верхний свет в казарме.

Проходя мимо шестого взвода, Саня громко сказал, обращаясь к нам, но так чтобы слышали все:

– Павлины, говорите!

В ответ раздался наш оглушительный хохот.

Но, Саня не унимался:

– Первая у нас молодцы. Вот если надо «Фокера» и «Мессера» завалить – то это вторая эскадрилья, а если что достать – то это первая.

Дойдя до своего кубрика, мы во все горло грянули:

– Рота отбой!!!

На следующий день сержант гонял наш взвод целых два часа в противогазах. Под глазом у него сиял внушительный фингал – тяжела видать была Андрюхина нога. Это была последняя месть сержанта, но по уставу. У нас продолжался курс молодого бойца. Тогда мы в сортире предупредили всех перепуганных до смерти сержантов, что если они попытаются, что-нибудь сделать не по уставу, то мы их «нахлобучим» тоже не по уставу и не одна мамаша по ним прольет слезы. И нам, по большому счету, без разницы от радости или от горя будут эти слезы.

После окончания срочной службы я решил поехать на Урал поступать в юридический институт. Сам я с Архангельской области родом, а в Свердловске жил мой дядька, и там же учился в юридическом мой школьный закадычный друг Серега, который меня и зазывал туда в своих письмах. Я предложил Сане поехать со мной. В Свердловске был горный институт. Я, конечно, знал, что мой друг мечтал быть геологом. У Сани была деятельная натура, которой хотелось все увидеть, испробовать, узнать. Его не пришлось долго уговаривать, хотя все-таки я должен был произнести довольно цветистый монолог о романтике Седого Урала и сказах Бажова. Я заметил, что Сане очень нравилось, когда идеи, мечты облекают в красивые образы. Выпив по случаю дембеля очередную стопку водки, он произнес нараспев слегка измененную цитату из песни Высоцкого:

– Видя Мишкину тоску, а он в тоске – опасный, я хлебнул еще одну и сказал согласный.

Так мы оказались в Азии, в горах Седого Урала.

Студенческие годы пронеслись быстро и весело. Во время студенчества мы оба женились, он – на своей одногруппнице Томке, я встретил свою Аннушку в ресторане «Космос», где она справляла свой день рождения. После окончания институтов мы все остались в Свердловске. Санька пропадал в изыскательских экспедициях, я работал следователем в прокуратуре. Правильнее сказать, это была не работа, а служба.