Она первая подняла голову, когда над вершинами сосен в направлении разложины, где брали воду, пролетел глухарь. Собака только проводила его взглядом и снова свернулась под боком у хозяйки. Зато Иван Терентьевич с задранной головой сделал несколько шагов, прослеживая полет птицы. Когда та скрылась из глаз, разбудил Ольхина:
— Эй, парень, проснись! Слышь, парень!
Ольхин, ежась, пряча руки в коленях, поднялся. Подвинулся почти к самому огню.
— Ты вот что… тебя, кажись, Василием звать?
— Ага.
— Ты вот что, Вася… Давай с тобой на костры дровишек подкинем, а то сосны наши чего-то мало за ночь пообгорели, падать не думают, и подадимся В тайгу. Посмотрим, нельзя ли поблизости где глухаря или тетерева поймать. Мы часика на полтора уйдем, Анастасия Яковлевна! — крикнул он учительнице. — Не возражаете?
— Я — нет, но как с летчиком?
— А где начальник? — спросил, озираясь, Ольхин.
— Летчик полтора часа нас подождет, мы в интересах коллектива уходим, — нарочито громко ответил Заручьев Анастасии Яковлевне, потом повернулся к Ольхину. — Где начальник? Считай, парень, что тебя отдали на поруки Заручьеву Ивану Терентьевичу, — знаешь такого? А дальше поглядим что будет.
— Нет, верно?
— Начальник твой помощь пошел вызывать. Пошел! Дойдет наверняка. — Иван Терентьевич провел раскрытой ладонью сверху вниз по лицу, отвалил челюсть, изображая доходягу. — А вот придет ли куда…
— Шутите, — не поверил Ольхин. — Он же за меня расписывался.
— Серьезно тебе говорю — ушел за помощью. Одним словом, нет его, некому тебя караулить.
— А если я убегу?
Иван Терентьевич пожал плечами:
— Беги. Мне что, жалко? Я к тебе не приставлен. В какую сторону хоть побежишь-то?
Ольхин, обводя взглядом волнистый, задернутый дымкой горизонт, прищурил один глаз.
— То-то! — сказал Иван Терентьевич, шагая впереди Ольхина по косогору. — Тайга! По мне, если я не хаживал по ней, примениться к ней не умею — золото давай, и то в такое время не сунусь.
— Да, а что золото? Как с ним? — внезапно спросил Ольхин.
Заручьев ответил не сразу — и вопросом:
— Какое золото?
— Ну, что вы говорили старухе… Которое на самолете у нас.
— А-а-а, это золото… Я думал — какое? Его твой начальник забрал с собой. Сказал, что инструкция там, и вообще. Ну, мое дело маленькое, ему положено охранять — пусть охраняет.
— Достанется ему — потаскать, если его порядочно. Ну да ничего, он мужик здоровый, — сказал Ольхин.
Иван Терентьевич вроде бы обрадовался чему-то:
— Да уж потаскать потаскает! Говорил я ему: оставь, куда денется, так нет… Ну, думаю, валяй, если так! Дело хозяйское! — Он остановился. — Давай, Василий, закурим, что ли…
Закурили. Заручьев напомнил:
— Спички экономить надо.
— Есть спички, запас! — похвастал Ольхин. — Не месяц же мы здесь будем загорать.
— А это, парень, один бог знает — сколько. Хотя бога и нету.
— Так… разве мы месяц протянем?
Иван Терентьевич шел, внимательно посматривая вокруг, словно искал чего-то. Его заинтересовал уроненный ветром кедр, песчаная почва на месте выворотня. Походил вокруг, присматриваясь и бормоча что-то себе под нос, обескураженно развел руками:
— Не похоже, чтобы сюда глухари наведывались, еще не обнаружили; ветровал-то недавний. Пошли дальше, Василий. — Он помолчал, сосредоточенно мусоля погасший окурок. И вдруг, как бы про себя, вспомнил: — Говоришь, месяца не протянем?.. Месяц, пожалуй, и нельзя тянуть — затянешь на себе петлю. Тут, парень, так рассчитать надо, чтобы какие-то силенки в запасе еще остались. Чтобы, скажем, если за неделю-полторы нас не выручат, можно было взять ноги в руки и пытать судьбу выбираться своим ходом. Положение у нас — вроде картежной игры втемную, в карты-то играть, поди, понимаешь? Недобрал — проиграл, может самолет прилететь, а тебя нет на месте, ушел. И перебрал — проиграл: самолета нет, а у тебя уже ноги не ходят — идти. Ладно, пока время есть ждать — подождем, должен вроде прилететь… Правда, для тебя это небольшая сладость, если и прилетит, — неожиданно закончил он.
Ольхин шел, загребая заиндевелую листву тупыми носками резиновых сапог.
— Иван Терентьевич!
— Чего?
— Со мной один черт не хорошо, пусть. И все же у вас и у меня на крайний случай этот шанс остается — последний, так? А летчику и старухе наверняка хана, да?
Заручьев круто повернулся, они почти столкнулись грудь с грудью.
— Нечего наперед загадывать — что да как. Понял? Всех нас вроде как драга черпаком зацепила, а куда кинет — в отвал или на грохота, — от нас не зависит. Куда кинет, туда и попадем.
— Но ведь мы хоть поскрестись можем, попытаться вылезти.
— Так, — кивнул Иван Терентьевич. — Допустим, что можем. Но если не в ту сторону полезем — а кто знает, в какую лезть? — нам некого винить будет, себя только, А если и их не туда за собой потянем? — Иван Терентьевич поднял указательный палец и погрозил им. — Ты бы хромую конягу через гари да мари, где она остальные ноги доломает, повел бы? Нет? А тут не скотина, живые люди! Ну… и рано об этом разговаривать, давай практику делать, пошли дальше. Теорией будем после заниматься.