– Не знаю, – ответила она, в свою очередь вцепляясь в него. – Но думаю, на этот раз мы умрём по-настоящему!
– Мы должны её остановить.
– Навряд ли выйдет!
И всё же они сделали, что могли. Альманах вытащил из кармана подвеску со своим именем и шпильку. Шпильку он кинул Этте, та поймала её и сжала со всей силы, какую только смогла выжать из своей полупрозрачной руки. С внезапным боевым воплем она ринулась на магическое силовое полотнище, тем временем как Альманах запустил каменную подвеску в голову чародейке. Может, если она отвлечётся, новые чары не подействуют – или же им удастся повредить магическую надпись…
И камень, и подвеску отшвырнуло на землю той же силой, что и призраков – сверхъестественной ударной волной, сотрясшей стены дома. Потолок заходил ходуном. Затрещали стёкла, посыпалась на пол штукатурка… Наконец Пермилия опустила руки, завершив свой труд. Лицо её было исполнено скорби.
– Пора прощаться, – проговорила она с непреклонной бесповоротностью.
Альманах собрался с духом. Он пришёл в этот дом в поисках жизни вне приюта, покинув единственную семью, которая была у него в жизни. Этта заменила ему Джоша. По крайней мере, он умрёт, зная, что это такое – завести нового друга.
Этта тоже отважно готовилась к гибели. Дома она была никому не нужна, но тут, с Альманахом и всеми остальными, ощутила, что её ценят. Она была рупором, выразительницей общего мнения! И слово «умереть» казалось ей уже не таким жутким теперь, когда следом за ним шло слово «вместе».
Даже призраки, каждый на свой лад, смирились с неотвратимостью смерти.
Властный голос вырвал их из предсмертных раздумий.
– Да не валяйтесь вы тут! – прокричала Пермилия, перекрывая грохот рушащихся стен. – Я прощалась не с вами, а с домом!
Глава 42
Все разом открыли глаза. Вокруг со всех сторон падали кирпичи и камни, но ни один обломок не причинил им вреда. Незримая магическая сила зонтом нависала над ними, отражая снаряды. Волшебница стояла в раме разбитой стеклянной двери, ведущей с веранды в сад, и махала рукой, призывая следовать за ней. Поток редкостных и ценных предметов – парадная посуда, столовое серебро, картины, скульптуры, одежда – нёсся мимо неё к безопасным просторам снаружи, словно бы на невидимых крыльях.
Альманах с Эттой последовали приказу, озадаченные новым и странным поворотом событий. Кто вообще разговаривает с домами. Ну, очевидно, чародеи. Но что может дом сказать в ответ?
На улице было холодно, небо на востоке только-только начинало светлеть. Оказавшись на безопасном расстоянии от дома, все обернулись посмотреть, что же с ним происходит. Многочисленные крыши обрушивались, поднимая тучи пыли. Стены изгибались и складывались. Особняк с оглушительным грохотом начал оседать, словно бы постарев на сотни лет за считаные секунды. Поток летящих из него предметов превратился в тонкую струйку, а потом и вовсе иссяк.
– Что происходит? – спросила Этта у Пермилии. Голос её еле слышался за общим гулом. Многие из призраков плакали при виде того, как их прекрасный дом, пусть и служивший для них темницей, превращается в руины.
– Слишком долго дом моих предков пестовал эти чары, – скорбно проговорила волшебница. – Они просуществовали неестественно долго, великой ценой для вас всех. Ваши жизни давали им жизнь, и немалая часть её ещё осталась тут, в землях и стенах вокруг. Ваша жизненная энергия копилась в самом доме, и теперь, когда его не стало, я могу вернуть её вам. Дыши же, дитя, дыши глубоко. Вздохните полной грудью все, кто желает жить! Или задержите дыхание и перейдите из этого мира в мир иной. Выбор за вами!
Из рушащегося дома наружу хлынуло трепетное, живое тепло. Этта машинально ахнула и вдохнула его, сколько хватило лёгких. Альманах тоже – и почувствовал, что это первый настоящий вдох за много недель. Хаккет и Илси тоже вдохнули. Девочка тихо икнула, как бывает, когда слишком быстро пьёшь из слишком холодного родника. Доктор Митили пропустила этот трепет через себя, дивясь и восторгаясь неизведанному. Прочие – лорд Найджел, Олив, Лакита Оуэн, Сайлас, Уго – тоже вдохнули полной грудью.
Но другие стояли, плотно стиснув зубы, чтобы суматоха и суета жизни миновали их. Эти растворились туманом, развеялись с первыми лучами восходящего солнца. Среди них была и мадам Ирис.
И вот с последним дребезжащим содроганием дом превратился в груду щепок и обломков. Всё стихло.
Вдохнувшие ощутили внезапное сильное дуновение, с которым дом отдал им последние крохи жизни. И сердца у них в груди забились снова.
Этта посмотрела на руки. Они стали плотными, как им и положено, ничуть не прозрачными. Она снова чувствовала, как бьётся сердце в груди. По лицу её расплылась широкая улыбка. Альманах улыбнулся в ответ. Всё было кончено.
Почти.
Пермилия выступила вперёд, обеими руками поднимая перед собой свиток. Взгляд её скользнул по словам в третий и последний раз, и она резкими, сильными движениями порвала пергамент на крошечные кусочки и развеяла их в рассветном ветерке.