Это всё ты

Я улыбаюсь. Не только потому, что она смешная. Но и потому что захлебываюсь счастьем.

В дороге Ю остается верной своим словам, даже когда я снова рискую, нагло лапая ее гораздо выше колена. Тиская бедро, скольжу в опасной близости к промежности. Громко смеюсь, когда Ю загоняет мне в кожу ногти и взволнованно спихивает мою ладонь на безопасную территорию.

– Прекрати, Ян… Прекрати…

– Не-а, – толкаю навеселе. – Ты слишком забавно пыхтишь, Ю. И очень красиво розовеешь. Меня это прет. Понимаешь? Было бы результативнее, если бы ты перестала так дергаться. Дашь разок потрогать, и я отвалю. Честно. Разок, Ю.

– Ни за что, Ян, – выдыхает она, впадая в панику.

Я снова смеюсь.

Донимаю ее, пока не чувствую, что пора тормознуть. Перенервничав, Юния в какой-то момент реально губы дует.

И даже в домике продолжает обижаться. Скрестив руки на груди, молча наблюдает за тем, как я готовлю нам обед.

«Ладно», – думаю я уже серьезно. – «Не буду ее трогать. Пусть передуется и остынет».

Посматриваю на нее, пока мешаю мясо. Кусаю губы, чтобы не улыбнуться, когда замечаю, как она в какой-то момент начинает незаметно пододвигаться.

Кажется, провоцирует, чтобы обнял.

Блядь… А если ошибаюсь? Вдруг трону, и снова вскипит?

Но как же, мать вашу, тяжело терпеть эти очевидные порывы!

Поглядывая, все чаще задерживаю взгляд. Улыбаюсь все-таки. И сразу во все лицо, безусловно. Юния же в ответ еще сильнее хмурится. А потом и вовсе начинает сердито сопеть.

Откидываю голову, разражаюсь хохотом.

Она протягивает руку, чтобы стукнуть меня в плечо. Пользуюсь этим – ловлю и, подтащив к груди, обнимаю. Упирается, конечно… Но едва наклоняюсь, тянется ко мне. Выкатываю язык, со вздохом распахивает губы. Завершая атаку, облизываю ее и соединяю наши рты.

Ю активничает. Чувственно присасывается. Дрожит и постанывает. Виснет на моей шее. Трется своими великолепными сиськами. В общем, сомнений в том, что эта ласка обоюдно желанна, не возникает.

Мне сходу сносит голову, но я держусь изо всех сил, чтобы снова не спугнуть Юнию.

Рукам волю не даю. Просто сжимаю под грудью чуть крепче, чем должен. Целую почти нежно, хотя Ю… Ох, мать вашу… Натягивая на моем затылке волосы, буквально поглотить меня пытается. Кусается, блядь, зая. Зализывает до синевы.

Когда отталкивает, будто это только я, нахальная сволочь, ее целовал, принимаю вину. Облизываюсь и смеюсь. Оставляю без комментариев.

Деловито заглядывая под крышку, слепо моргаю. Прочищая глотку, терпеливо жду, когда спазмы отпустят тело.

– Плов готов, – извещаю сипло. Сунув руку в карман спортивок, нащупываю пачку сигарет. – Накроешь на стол? – спрашиваю не глядя. – Мне покурить нужно.

Полирую стену, чтобы не сжечь ненароком свою заю.

– Хорошо, – шепчет она. – Только ты недолго… И куртку надень, а то замерзнешь.

– Ага.

Да какая там куртка?.. Мне остыть необходимо критически. Был бы снег, нырнул бы в сугроб без колебаний.

Впрочем, две сигареты и минус четыре тоже работают неплохо.

Возвращаясь к Ю, улыбаюсь. Но с разговорами не пристаю.

Даже когда после обеда перебираемся к камину, помалкиваю. Сажусь на шкуру и вроде как спокойно смотрю на огонь.

Как и ждал, Ю сама бьется под крыло. С улыбкой поднимая руку, подпускаю к сердцу. Прижимаю шутки ради так, чтобы вскрикнула. Но сразу же ослабляю тиски.

Когда Юния поднимает лицо, задыхаюсь. От чертовой любви бросает сначала в дрожь, а следом сразу в жар.

– Почему ты меня так сильно стесняешься? – протягиваю крайне тихо. Треск дров и то громче, серьезно. – Только из-за того, что тебе внушили, что добрачный секс – это разврат? Или есть какие-то определенные неприятные ощущения? М? Можешь объяснить?

Ю прикрывает веки. Пока взволнованно переводит дыхание и собирается с мыслями, я, клянусь, успеваю пересчитать все веснушки у нее на носу. Мягко сжав ее, касаюсь их губами. Затем языком. Осторожно, а кажется, что взрываются, как конфеты-шипучки.

– Неприятных ощущений нет… – выдыхает, наконец, Юния, судорожно вцепляясь в запястье той руки, которой скольжу у нее под сердцем. Даю ей видимую свободу – буквально пару сантиметров. Медленно моргая, смотрю в глаза, в которых зарождается шторм. – Просто… Ян… Меня в тебе все смущает… Только в тебе, понимаешь?..

– Все? – уточняю не только деликатно, но и несколько растерянно.

– Да… Все… – мучает Юния каждый звук. – Когда смотрю на тебя, смущают даже твои пальцы…

Отцепив их от своего бока, смотрит как раз на них.

И, блядь, краснеет еще жарче.

– Мои пальцы? Почему?

Пытаюсь поймать волну. Увидеть то, что видит она.

Но…

Ни хрена я не вижу.

– Когда смотрю на твои пальцы, думаю о том, какие они длинные, грубые, шероховатые… И… Я представляю, как ты меня трогаешь, Ян… – выпаливает сдавленным нервным шепотом. – А так… Так нельзя, Ян…

«Прям пиздец какой кошмар», – первое, что думаю я.

А потом…

Раскручиваю смысл ее признания… Понимаю, что ее это возбуждает… Допираю, что она об этом мечтает… И собственная кровь, которой у меня сегодня излишки, долбит по мозгам, словно самый, блядь, крепкий алкоголь.

– Хочешь, чтобы я тебя потрогал? – шепчу.

И замираю.