Это всё ты

– Юнии вчера было очень плохо, – рубит Свят, явно обвиняя в том меня. – Она впервые мне солгала. Не смогла рассказать о тебе. Ты же сам знаешь, какая она жалостливая, мягкая и ранимая… И ты знаешь, что ей запрещают с тобой общаться! Так какого ебаного хера ты полез к ней?! Я могу понять, почему она приняла твою компанию и помощь. Юния не умеет обижать людей. Оттолкнуть тебя не могла. Кроме того… Ей в тот момент было непросто в новом обществе без меня. А ты – это ее воспоминания обо мне и о том времени, когда все было спокойно. Тебе-то похуй! А она обманывается, привязывается, врет близким и разрывается от чувства вины! Ты это, мать твою, понимаешь?! – оглушая словами, толкает в грудак, где до того все сжалось, что только этого удара достаточно, чтобы случился разрыв и кровоизлияние. – Понимаешь!

Взревев от боли, сгребаю в кулаки чертов свитер у него на груди. Намереваюсь ударить. Но не бью… Конечно, не бью. Просто отшвыриваю от себя.

– Херню несешь, – все, что могу выдавить.

Пройдясь по комнате, якобы спокойно опускаюсь на диван. Разваливаясь, закидываю руку на спинку. Смотрю на напряженного Свята и ухмыляюсь.

– В чем херня, блядь?

– Да хотя бы в том, что выворачиваешь все так, словно я ей, блядь, навязывался!

Ощущаю ебучее злорадство, когда вижу в темных глазах Усманова сомнения. Мгновение, но все же.

– А не надо навязываться, – хрипит Свят. – Это же Юния. Будем откровенны, Нечай, ей тебя жаль. Она долго переживала из-за того, что не смогла тебя поддержать после ареста отца.

И тут я, на хрен, взлетаю на воздух, как чертов химзавод. Подскакиваю с дивана с той же скоростью.

– Пошел ты на хуй, ясно?! Вместе со своей Филатовой!

Первым покидаю гараж. Сажусь в машину и уезжаю. Пока проезжаю город, кажется, полжизни теряю – столько сил уходит на то, чтобы сдерживать распад внутри. И лишь добравшись до места, в котором уже доводилось выплескивать самые худшие свои эмоции, ору. Ору до хрипа.

– Левее, – гаркаю, когда Ю замирает у штрафной перед мячом.

– Может, сам ударишь? – толкает она сердито и крайне взволнованно.

Когда улавливаю последнее, от живота к груди простреливают судороги гребаного трепета.

– Не огрызайся, а слушай, что говорю, – толкаю так же резко. И напоминаю главное: – На смешанных тренировках я твой капитан.

Ю замолкает. Опуская взгляд, стискивает челюсти.

Но…

Она, блядь, не перемещается. Намеревается бить с позиции, которую отстаивает чисто наперекор мне.

– Твою мать… – роняю на выдохе, вынуждая ее вздрогнуть.

Рассекая поле, подхожу к Филатовой и, поддавшись какому-то ебаному порыву… Я, блядь, шлепаю ладонью по ее оттопыренной заднице, прежде чем соображаю, что и с кем делаю.

Шокированный вздох Ю не выдает и сотой доли моего, мать вашу, собственного потрясения. Окружающая нас толпа ржет. Я же, осознавая, что не могу сейчас встретиться с Филатовой взглядом, просто продолжаю играть роль ублюдка. Освистав ее, с долбаным смехом, блокируя разворот – кладу ладони на бедра и силой смещаю на нужную позицию.

– Вот отсюда можно задать хорошую траекторию, – хриплю Ю в макушку.