Этот бессмертный

Экран втянулся в потолок, и Миштиго обратился ко мне: — Это правда, что у вас есть знакомые мамбо и унганы здесь, в Порт-о-Пренсе?

— Да, а что? — сказал я. — Почему это вас интересует?

Он подошел поближе к моему креслу.

— Как я понимаю, — сказал он непринужденным тоном, — так называемый культ воду или вудун сохранился до наших дней почти в первозданном виде.

— Возможно, — согласился я. — При его зарождении я не присутствовал, так что ничего не могу сказать наверняка.

— Как я понимаю, участники обрядов бывают не слишком рады присутствию посторонних.

— Да, это верно. Но если вы правильно выберете унфор и заявитесь туда с подарками, то они устроят для вас отличное представление.

— Но мне бы очень хотелось стать свидетелем подлинной церемонии. Если бы я появился там с человеком, который для них не посторонний, может, это и удалось бы.

— Зачем вам это нужно? Что это, нездоровое любопытство в отношении варварских обычаев?

— Нет. Я изучаю сравнительное религиоведение.

Я вгляделся в его лицо, но ничего не смог на нем прочитать.

Я давно уже не навещал Маму Джулию, Папу Джо и всех остальных, да и унфор был недалеко, но я не знал, как они отнесутся к тому, что я притащу с собой веганца. Вообще-то они никогда не возражали, если я приводил людей.

— Ну... — начал я.

— Я хочу просто понаблюдать, — сказал Корт. — Я буду держаться в стороне. Они на меня и внимания не обратят.

Я еще немного помялся и в конце концов дал согласие. Я достаточно хорошо знал Маму Джулию и не видел во всем этом ничего плохого.

— Ладно, я вас свожу. Сегодня вечером, если хотите.

Корт согласился, поблагодарил меня и отошел за очередной кока-колой.

Джордж, все еще сидевший на подлокотнике моего кресла, наклонился ко мне и заметил, что было бы весьма интересно препарировать веганца. Я согласился.

Миштиго вернулся в сопровождении Дос Сантоса.

— Вы что, собираетесь вести мистера Миштиго на языческую церемонию? — спросил он, раздувая ноздри.

— Да, собираюсь.

— Но только с телохранителем, а вы на эту роль не годитесь.

— Я в силах справиться с любой неожиданностью.

— Мы с Хасаном пойдем с вами.

Только я собрался запротестовать, как между веганцем и Доном протиснулась Эллен.

— Я тоже хочу пойти, — заявила она. — Никогда не видела ничего подобного.

Я пожал плечами. Если идет Дос Сантос, то пойдет и Диана, так что нас будет целая толпа.

Одним человеком больше — это уже неважно. Вся затея развалилась, еще не начавшись.

— Почему бы и нет? — сказал я.

Унфор располагался внизу, в портовом квартале, возможно, потому, что был посвящен Аге Войо — богу моря. Но скорее всего потому, что люди Мамы Джулии всегда тяготели к гавани. В глубине острова были унфоры, обустроенные получше, но в них было больше коммерческого духа. Аге Войо — бог не ревнивый, поэтому множество других богов также были изображены яркими красками на стенах унфора. Большая ладья Аге была синяя, и оранжевая, и зеленая, и желтая, и черная, и выглядела чем-то неземным, — точнее, неморским. Малиновый змей Дамбалла Ведо своими кольцами и извивами заполнял большую часть противоположной стены. Папа Джо ритмично бил в несколько здоровенных барабанов рада в глубине справа от двери, в которую мы вошли, — единственной двери унфора. Загадочные лики христианских святых, выполненные амфотерными красками с Титана в стиле "постураганного сюрреализма", взирали на стены, увешанные яркими сердцами, петушиными гребнями, могильными крестами, флажками и мачете. Трудно сказать, насколько святым нравилось это все — они молча глядели в чужой мир из дешевых рамочек, как из окон.

На небольшом алтаре во множестве располагались бутылки со спиртным, фляжки, священные сосуды для духов лоа, амулеты, трубки, флажки, объемные фотографии неизвестных лиц и, среди прочего, пачка сигарет для папы Легба.

Когда молодой унси по имени Луис привел нас в помещение, служба была уже в разгаре. Зал с высоким потолком и грязным полом имел метров восемь в длину и пять в ширину. Танцоры, медленно раскачиваясь, перемещались вокруг центрального столба; их темные тела поблескивали в тусклом свете древних керосиновых ламп. С нашим приходом в зале стало тесно.

Мама Джулия с улыбкой взяла меня за руку, подвела сбоку к алтарю и сказала: — Эрзули была добра.

Я кивнул.

— Она любит тебя, Номикос. Ты долго живешь, много странствуешь и всегда возвращаешься.

— Всегда, — подтвердил я.

— А эти люди что? — она повела темными глазами в сторону моих спутников.

— Друзья. Они не будут мешать...

При этих словах она засмеялась, и я тоже.

— Если ты позволишь нам остаться, я позабочусь, чтобы они не путались у тебя под ногами. Мы будем стоять по краям зала, где темно. Но если ты против, я их уведу. Я вижу, что вы уже много потанцевали, осушили немало бутылок...

— Оставайтесь, — сказала она. — А ты приходи как-нибудь днем потолковать со мной.

— Приду.