Этот бессмертный

— Потому что иммигранты-невеганцы — это иммигранты-невеганцы. Здесь вы не принадлежите к низшей касте. Я знаю, что у вас этот термин не принят, но суть именно в этом. Вы — персонал Управления с семьями — представляете собой высшую касту этой планеты. Потом идут богатые люди, не служащие в Управлении, потом те, кто работает у этих богатых людей, потом те, кто зарабатывает себе на жизнь, работая на земле, и на самом дне — те несчастные, кто живет в Прежних Местах. Здесь вы принадлежите к высшей касте. На Талере вы были бы на дне.

— Почему это должно быть так?

— Потому что вы видите белый цветок, — я протянул его ей обратно.

Последовало долгое молчание, заполненное холодным ветром.

— Все равно, я рада, что вы сюда приехали, — сказала она.

— Это действительно интересное место.

— Я рада, что вам здесь нравится.

— Правда, что человек по имени Конрад был вашим любовником?

— Это не ваше синее дело, — произнесла она, — но отвечу вам — да.

— Я могу понять, почему, — сказал он, и я почувствовал себя неудобно, будто занимался вуайеризмом или — еще тоньше — подглядывал за кем-то, кто занимается вуайеризмом.

— Почему же? — спросила она.

— Потому что вы тянетесь к странному, к сильному, к экзотическому, потому что вы никогда не бываете счастливы там, где вы находитесь, и такая, какая вы есть.

— Это неправда... Может быть. Да, он как-то сказал мне что-то в этом роде. Возможно, это и так.

В этот момент мне стало очень жалко ее. Сам того не сознавая, словно желая ее утешить, я взял ее за руку. Только это движение сделала рука Миштиго, а он вовсе не хотел, чтобы она двигалась. Это я так захотел.

Я вдруг испугался. Он, впрочем, тоже — я это почувствовал.

Ощущение было сродни опьянению, когда все вокруг тебя плывет — я понял, что он чувствует чье-то присутствие внутри своего сознания.

Мне немедля захотелось убраться восвояси, и я снова оказался возле камня, но еще успел услышать ее слова: "Возьми меня!" Будь прокляты эти псевдотелепатические исполнения желаний, подумал я.

Когда-нибудь я перестану верить, что они ограничиваются только этим.

Я действительно различал в этом цветке два цвета, для которых у меня не было названия...

Я направился обратно к лагерю, прошел через него и продолжал идти дальше. Дойдя до другого края огражденного участка, я уселся на землю и зажег сигарету. Ночь была холодная и темная.

Две сигареты спустя я услышал позади себя голос, но не стал оборачиваться.

— В Великом Доме и в Доме Огня, в тот Великий День, когда будут исчислены все дни и годы, да будет возвращено мне мое имя, — произнес голос.

— Вы молодец, — сказал я мягко. — Цитата к месту. Узнаю поминаемую всуе Книгу Мертвых.

— Я поминала ее не всуе, а как раз, как вы сказали, к месту.

— Вы молодец.

— Так вот, в тот великий день, когда будут исчислены все дни и годы, если вам возвратят ваше имя, то что же это будет за имя?

— Не думаю, что мне его возвратят. Я намерен туда опоздать. И потом, что такого в имени?

— Зависит от того, какое имя. Возьмем, например, "Карагиозис".

— Сначала сядьте, чтобы мне было вас видно. Не люблю, когда стоят у меня за спиной.

— Хорошо, села. Ну так что?

— Что что?

— Возьмем "Карагиозис".

— Зачем это?

— Затем, что это имя что-то значит. По крайней мере, раньше значило.

— Карагиозис — это персонаж старинного греческого театра теней, что-то вроде Панча из европейских представлений о Панче и Джуди. Это был разгильдяй и фигляр.

— Он был грек, и он был проницателен.

— Ха! Он был отчасти трус, и вообще скользкий тип.

— Он был отчасти герой. Хитрый. В чем-то вульгарный. С чувством юмора. Ему как раз впору разбирать пирамиду. Кроме того, когда хотел, он бывал сильным.

— А где же он сейчас?

— Я сама хотела бы знать.

— Почему вы спрашиваете меня?

— Потому что этим именем вас назвал Хасан той ночью, когда вы одолели голема.

— А... Понятно. Ну, это было просто бранное слово, родовое обозначение — типа синонима для дурака — прозвище, как если бы я назвал вас "Рыжая". Кстати, когда я это произнес, я подумал — интересно, а как вы выглядите для Миштиго? Вы ведь знаете, веганцы не различают цвет ваших волос.

— Мне, на самом деле, плевать, как я выгляжу для веганцев. Интересно, как вы сами-то выглядите. Я так понимаю, что у Миштиго на вас собрано толстенное досье. Он что-то говорил, что, дескать, вам несколько сотен лет.

— Это, несомненно, преувеличение. А вы, видно, много об этом знаете.

А какой толщины досье вы собрали на Миштиго?

— Пока еще не очень толстое.

— Судя по всему, вы его ненавидите больше, чем кого-либо другого. Это так?

— Так.

— Почему?

— Он веганец.

— И что?

— Я ненавижу веганцев, вот и все.

— Нет, тут есть что-то еще.

— Есть. Вы ведь очень сильный, вы знаете?

— Знаю.

— По правде, вы самый сильный человек из всех, кого я видела.

Настолько сильный, что можете сломать шею вампиру, а потом упасть в гавань Пирея, выплыть на берег и позавтракать.

— Странный пример вы выбрали.

— Не такой уж и странный. Ведь вы это сделали?

— Почему?

— Я хочу это знать, мне надо.

— Извините.

— "Извините" — это не ответ. Говорите дальше.

— Я все сказал.

— Нет. Нам нужен Карагиозис.

— Кому это "нам"?

— Сети. Мне.