Затем, когда я поймал мотив и начал играть, он застыл, подрагивая, на месте. Я играл, вспоминая — вспоминая свирель, мелодии, горечь и сладость, и то пьянящее чувство, которое на самом деле я не забывал никогда. Все это вернулось ко мне, пока я стоял там и играл для малыша с косматыми ножками: как перебирать пальцами, как правильно дуть, как извлечь из свирели то, что подвластно ей одной — и переливы, и осколки звуков. В городах я играть не могу, но здесь я внезапно снова стал самим собой, и заметил лица среди листвы, и услышал цоканье копыт.
Я двигался вперед.
Будто во сне, я вдруг осознал, что стою, прислонясь спиной к стволу дерева, а они со всех сторон окружают меня. Они переминались с ноги на ногу, ни минуты не стоя спокойно, а я играл им — точно так же, как часто играл раньше, много лет назад, не зная, да и не заботясь о том, действительно ли это те же самые, что слушали меня тогда. Они вертелись вокруг меня, раскрывали рты в ослепительно белозубых улыбках, и глаза тоже выплясывали на их лицах. Кружась, они бодали рогами воздух, высоко вскидывали козлиные ножки, наклонялись далеко вперед, подпрыгивали, топали.
Я остановился и опустил свирель.
Они мгновенно превратились в статуи и теперь стояли, уставившись на меня дикими темными глазами, за которыми угадывался нечеловеческий разум.
Я еще раз медленно поднес свирель к губам. Теперь я играл последнюю из сочиненных мной песен. О, как хорошо я ее помнил... Это было нечто вроде погребальной мелодии — я сыграл ее в ту ночь, когда решил, что Карагиозису пора умереть.
Я стал свидетелем провала Ретурнизма. Они не вернутся, они не вернутся никогда. Земля умрет. Я спустился в Сады и сыграл эту, последнюю, мелодию, подслушанную у ветра и звезд. На следующий день красавец-корабль Карагиозиса потерпел крушение в Пирейской гавани.
Они расселись на траве. Время от времени то один, то другой утирал глаза рукой. Они окружили меня со всех сторон и слушали.
Не знаю, долго ли я играл. Закончив, я опустил свирель и сам опустился на землю. Немного погодя один из них подобрался поближе, робко тронул свирель и тотчас же отдернул руку. Потом он поднял на меня глаза.
— Уходите, — сказал я, но они, казалось, не поняли моих слов.
Тогда я поднес свирель к губам и повторил еще раз последние такты.
Умирает Земля... Умирает и скоро умрет...
Возвращайся домой. Кончен праздник и ночь настает.
Самый большой сатир замотал головой.
Наслаждайся молчаньем. Учись понимать тишину.
Гаснут краски и звуки. Земля проиграла войну...
И напуганной птицей надежда уносится прочь.
И уносимся мы. Скоро ночь, скоро ночь, скоро ночь...
Они продолжали сидеть, тогда я вскочил, хлопнул в ладоши, крикнул: "Пошли прочь!" и быстро ушел.
Собрав своих спутников, я повел их обратно к дороге.
От Ламии до Волоса примерно шестьдесят пять километров, включая обход вокруг Горячего Пятна. В первый день мы одолели примерно пятую часть пути.
В тот вечер мы разбили лагерь на поляне в стороне от дороги.
Диана подошла ко мне и спросила: — Ну так что?
— Что что?
— Я только что говорила с Афинами. Ничего. Сеть молчит. Я жду вашего решения — сейчас же.
— Вы очень решительно настроены. Почему бы нам не подождать еще немного?
— Мы и так уже прождали слишком долго. А вдруг он вздумает закончить путешествие раньше намеченного? Здесь очень подходящая местность. Здесь так легко произойти любому несчастному случаю... Вы знаете, что скажет Сеть — то же, что и раньше, и решение будет то же: убить.
— Мой ответ остается прежним: нет.
Она моргнула и опустила голову.
— Почему вы просто не отправите его на тот свет и не избавите меня от хлопот?
— Я не хочу этого делать.
— Я и не думал, что вы захотите.
Она снова подняла на меня глаза. Они были влажные, но ни выражение лица, ни голос не изменились.
— Мне будет очень жаль, если окажется, что вы правы, а мы ошиблись, — сказала она.
— Мне тоже, — ответил я. — Очень.
Всю эту ночь я продремал на расстоянии броска ножа от Миштиго, но ничего не случилось и даже не попыталось случиться. Следующее утро прошло без происшествий, как и большая часть дня.
— Я не могу этого сделать.
— Дос Сантос сделает, если вы ему скажете.
— Дело не в административных тонкостях! Будь оно все проклято! Лучше бы мне никогда с вами не встречаться!
— Извините.
— Земля поставлена на карту, а вы играете не на той стороне.
— Я думаю, что это вы не на той стороне.
— И что вы собираетесь делать?
— Я не могу переубедить вас, поэтому мне придется просто остановить вас.
— Вы не можете без огласки отправить на тот свет Секретаря Сети и его подругу. У нас очень неустойчивое политическое положение.
— Я это знаю.
— Вы не можете убрать Дона, и я надеюсь, что вы не станете убирать меня.
— Вы правы.
— Тогда остается Хасан.
— Вы опять же правы.
— А Хасан это Хасан. Что вы будете делать? Прошу вас, передумайте.
— Нет.
— Тогда прошу вас только об одном — забудьте об этом. Обо всем.
Умойте руки и выйдите из игры. Поймайте Лорела на слове и назначьте нам другого сопровождающего. Вы можете утром улететь отсюда на скиммере.
— Нет.
— Вы это действительно серьезно — насчет того, чтобы защищать Миштиго?