Этот добрый жестокий мир (сборник)

Там собралось маленькое общество. Сидели за столом люди, негромко пели хором песню из тех, что по телевизору не показывают. В сторонке стояла у куста девушка в длинном голубом платье и кружевной косынке. И та же девушка была на картине — эту картину, стоявшую на мольберте, писала женщина. Гайдук с Макаровым видели ее спину, завязки длинного холщового фартука, каштановые волосы, собранные на затылке в узел и заколотые жасминовой веточкой, руку с палитрой. Тут же играли дети, строили из больших разноцветных кубиков замок, прилаживали к стене флажки. Малыш на трехколесном велосипеде нарезал круги по краю лужайки и визжал от неземного восторга.

Художница повернулась и посмотрела на нежданных гостей со спокойным любопытством.

Макаров уставился на девушку, Гайдук — на художницу. И обоим казалось, будто они попали в сон, и то не свой, а сон какого-то чужого человека, знать не знающего про окраину и окраинные нравы. Лица женщин были чисты и правильны настолько, что даже непонятно — как с ними, с такими, разговаривать, на каком языке?

Нужно было сказать что-то хорошее, приветливое, соответствующее миру лужайки, лицам этих людей, песне и картине. Макаров с Витькой вздохнули и дружно прошептали:

— Блин…

Гришка обернулся и взглянул на них озадаченно. Естественно, во дворе и дома он всяких слов наслушался, как же иначе, не должен был бы удивляться. Но во взгляде пацаненка была тревога. Как если бы взрослый, глядя на детей, забеспокоился: не натворят ли чего дурацкого в приличном обществе?

— Тебе интересно? — спросила Гришку художница, и он побежал к мольберту, раскинув руки, почти полетел.

— Гришак! — крикнул Витька. Но сын его явно не услышал, да и люди на лужайке — тоже. Сын уже стоял у мольберта, уже хватался за толстые и тонкие кисти, уже задавал свой миллион вопросов, и художница отвечала, причем использовала слова, которых Гайдук с Макаровым отродясь не слыхали. Но Гришка откуда-то эти слова знал — не переспрашивал, сам их выговаривал очень четко.

Один из мужчин, сидевших за столом, поднялся, подошел к мольберту, опустился на корточки. И он тоже заговорил с Гришкой, негромко и спокойно, улыбаясь, как родному.

— Что за хрень?.. — бормотал Макаров. — Нет, ты мне скажи, что за хрень?!

— Суки, отдайте ребенка! — заорал Гайдук.

Видимо, голос все же пробился к тем, что на лужайке. Мужчина выпрямился и посмотрел Гайдуку прямо в глаза.

Взгляд был говорящий.

— Чудак ты, право, зачем так вопить, я же все понимаю, — сказал этот взгляд. — А вот кулаки сжимать и на драку настраиваться не надо. У меня кулаки не хуже.

— Отдайте ребенка! — повторил Гайдук уже чуть потише.

— Его никто не держит. Приходи и забирай.

Витька сделал шаг и другой. Вдруг ему стало сильно не по себе — как будто он, вывалявшись в грязной луже, приперся домой, где жена Настя с тещей только что совершили ежеквартальную генеральную уборку.

— Вы это… можно к вам?.. — неуверенно спросил он.

— Конечно, можно, — ответила художница. — Если у вас компас…

— Это мой компас, блин! — вмешался Макаров. — Это я его купил!

— Эти компасы не продаются. Похоже, он к вам случайно попал, — сказала художница.

— Или Мартин послал компас мальчику, — возразил мужчина, уже вслух. — Другого способа, наверно, не было.

— Я его купил, — твердил Макаров. — Купил я его, блин!

— Чего это тебя заколодило, Сань? — спросил сильно удивленный Витька.

— Мой компас. А они его отнимут.

Такие приступы любви к собственности с Макаровым и раньше случались — мог на складе сцепиться с грузчиками, стянувшими у него пару сигарет из пачки. Но тогда Витька только посмей-вался над соседской придурью, а сейчас ему стало стыдно. Так стыдно, что вся кровь, сколько ее по телу гуляет, в щеки бросилась.

— Сколько ты за него заплатил, идиот?! — заорал Гайдук. — Ну, сколько? Я его у тебя покупаю! Для Гришки! На хрена он тебе сдался?! Дурак я — раньше надо было купить!

Он полез в карман, вытащил мятые банкноты и горсть мелочи.

— Ему красная цена — полсотни! На, вот сотня — и кончай дурковать! Перёд людьми не позорься!

Макаров взял банкноты, не считая, и отвернулся. Перед ним была тропинка и тянула его прочь от лужайки.

— Там гораздо больше сотни, — сказал мужчина. — Гораздо больше.

— Ну и хрен с ними. Для ребенка же… — тут Витька обратил внимание, что другие малыши, оставив свой замок, подошли к мольберту. — Ну, для детишек… Пусть играют, жалко, что ли?

— Хорошо, — ответила художница. — Это по-всякому начинается, можно и так… Иди к нам, хороший человек. Своим мы всегда рады.

— Может, Мартин ему компас посылал? — неуверенно спросил мужчина.

— Какая разница, Леша. Дай-ка компас, Гришенька…

Художница покрутила шпенек, нажала на кнопку, которой Макаров с Витькой не заметили. Стрелка успокоилась, огненно-алый цвет угас, теперь южный кончик был обыкновенным, тусклокрасным.

Гайдук осторожно шел по лужайке. Гришка догнал его и ухватился за руку. Люди за столом улыбались.

— Еще два метра, — сказал высокий старик. — Плюс два метра к радиусу, ребята.

— И плюс метр к высоте купола, — добавил рыжий парнишка. — Мы обгоняем всех! Ты что умеешь?