Этот прекрасный сон

Эйвери, поколебавшись, тоже вышла из машины. Я расстелил ткань на клочке травы перед машиной и сел.

– Я подумал, что, раз мы оба не любим, когда чья-то болтовня мешает нам смотреть кино, это для нас почти идеальный вариант. На целых тридцать акров вокруг ни души.

– Сказал серийный маньяк, – отрезала Эйвери.

Я поджал губы, но обижаться на нее, когда она так на меня смотрела, было трудно.

– Здесь никто не будет разговаривать.

Эйвери моргнула и, кивнув, огляделась по сторонам.

– Ты, Джош, и правда очень предусмотрительный.

Мы помолчали, слушая, как где-то вдалеке трещат сверчки.

– Погоди, – усмехнулся я. – Еще не все готово. – Когда я вытащил из коробки завернутую в полиэтилен тарелку с пирогом миссис Чиприани, у меня заурчало в животе. – После фильма выберешь себе машину.

– Что? – Эйвери сморщилась, окинув взглядом горы ржавого хлама.

– Не обращай внимания на вид. Я могу починить любую так, что будет как новая. Они, наверное, не раз переходили из рук в руки, но если отнестись к ним с любовью, они ответят тем же. Тебе нужно что-то, что тебя защитит. А не какая-нибудь дорогая, но ненадежная ерунда.

Эйвери приподняла брови:

– Мы по-прежнему говорим об этих машинах?

Меньше всего мне хотелось напоминать ей о Розенберге. Я представлял себе, как выгляжу в сравнении с ним и ему подобными – зрелыми состоявшимися людьми. Сам я не дозрел пока даже до того, чтобы связать себя кредитом на новую машину. Не говоря уж об отношениях с девушкой.

– Ну да. А еще мы собирались составить список вещей, которые ненавидим. Помнишь?

– Тут все просто, – рассмеялась Эйвери. – У меня следующий пункт – Рождество.

– Не любишь праздновать день рождения малыша Иисуса?

Она фыркнула:

– Нет, мне просто не нравятся приготовления к нему. Потом все равно что-нибудь обязательно идет не по плану.

– Жизнь – вообще малопредсказуемая штука, – согласился я. – Но объясни поподробнее: нетрудно догадаться, что за этим твоим заявлением стоит какая-то детская травма.

– После… – Улыбка исчезла с ее лица, и она мысленно унеслась куда-то очень далеко. – В последнее время я встречаю Рождество в одиночестве. Думаю, не стоит говорить об этом на первом свидании.

– А как было раньше?

– Моя мама была еврейкой. Другие дети в школе не переставая болтали о елках, и я им, наверное, немножко завидовала, – призналась Эйвери.

Ее губы сжались, но через секунду она расхохоталась, и смех эхом разнесся по свалке автомобильного хлама. Это оказалось заразным: скоро у меня самого заболели щеки от улыбок.

Я раскрыл рот, чтобы спросить еще что-нибудь, но фильм начался, и мы оба повернулись к импровизированному экрану. Я откинулся назад, опершись на локти, а Эйвери прилегла на бок. Заглянув под целлофан, она увидела на тарелке домашний яблочный пирог и расплылась в широкой улыбке. Как и у меня, у нее не было постоянного распорядка дня. И она тоже жила одна. Значит, ей часто приходилось, сидя перед телевизором, поедать ужин, принесенный из ресторана.

– Вот за это спасибо.

Она попробовала пирог и блаженно замычала.

Еще ни одна женщина не казалась мне такой прекрасной, как Эйвери, сидящая на старом покрывале посреди свалки, причем с радостной улыбкой на лице.

– Куинн, когда приставал к тебе, обещал кусок маминого пирога. Будет справедливо, если ты его получишь. Только верни тарелку, а то миссис Чиприани меня убьет.

Эйвери хихикнула, прикрыв рукой набитый рот, и нотки ее смеха украсили песню сверчков.

Глава 7

Эйвери

– Прекрати, – потребовала Деб.

– Не могу.

– Прекрати, а то я сбрею все волосы со своего тела и пришлю их тебе.

Я развернулась в кресле. Стоя возле микроволновки, моя подруга с раздражением смотрела на меня. В комнате отдыха персонала смешивались всевозможные сильные запахи, причем ни один из них не казался аппетитным. Я хрустела бутербродом с арахисовым маслом, джемом и яблочными дольками. Это было единственное, что доживало в моем шкафчике до обеденного перерыва. Деб разогревала нечто похожее на пластиковый муляж курицы с брокколи, картофельным пюре и подливой, а Майклз сидела в углу, потягивая диетическую колу.

Я уже больше часа не выглядывала на улицу, но, когда я смотрела в окно в последний раз, сгущались тучи, лил дождь, сильнейший ветер трепал навес над въездом для машин «скорой помощи». Я подумала, не работает ли сейчас Джош где-нибудь под открытым небом и захочет ли он со мной встретиться, проторчав целый день под таким водопадом.

– Я вижу: ты мечтаешь о нем, – тоном обвинителя сказала Деб.

– Он выручает меня с машиной. – Моя хмурая гримаса сменилась широкой улыбкой. – Ведь свою я получу только через месяц, если не через два, а пока…

– Ты грязная маленькая потаскушка, – заявила Деб, садясь напротив меня за круглый столик.

Таких столиков здесь стояло пять. Обои, которыми была оклеена западная комната отдыха, напомнили мне утро пробуждения после аварии, и мысли снова переключились на Джоша. Я начинала раздражать себя. Деб подалась ко мне, будто ждала, что я открою ей пикантный секрет, и прошептала:

– Так вот почему ты не попросила тебя подвезти! Сегодня ты приехала с ним, да?