Этот странный мир. Сборник

Катятся круглые дрожащие математические значки, тщится рука соблюсти прямую линию, но не выдерживает, сбивается строка куда-то вниз. "Уж больно легко все объясняется с физической точки зрения, – недоволен Михаил Ильич, чувствует подвох. И точно. Все непонятней становятся закорючки, то ли славянская вязь, то ли китайские каракули. Уж совсем разобрать ничего нельзя. – Видимо, подустал бедолага… Вроде бы речь о климаксе идет. Но тогда причем здесь радиофизика?.. Неужели при помощи всемирного тяготения все хочет объяснить?! – осеняет Михаила Ильича интуитивная догадка. – Приливы, отливы… при участии Луны? Закон, конечно, универсальный, спору нет… Тянет старикан на открытие, тянет. Чует мое сердце!" – раздраженно бьется над ребусом, ожесточается в бесплодном поиске Михаил Ильич, изрядно одуревший и уже совершенно заплутавший в коварном лабиринте.

"Подумал бы лучше о бессмертной душе, – корит академика Михаил Ильич и с трудом разжимает зубы. – Все. Хорош! А то не вырваться. Так и будешь блуждать до самой смерти в чужих непонятных мыслях. Своих забот полон рот".

– Я на обед! – сурово бросает он пару зерен пшена заведующей и громко хлопает дверью.

А сам ни на какой обед уже давно не ходит, а катается на метро, где общается с разными местными и приезжими людьми. Хорошо думается в метро о полнейшем неправдоподобии и очевидной странности окружающего мира.

Райка подворачивается по чистой случайности. Небольшого росточка, в желтой блестящей куртке и объемных брюках. Лицо круглое и круглые глаза. Райка – стопроцентная пэтэушница, мечтает закадрить какого-нибудь выездного чувака и махнуть с ним туда, за бугор. В голове у нее вата вперемежку с воспоминаниями о гнусно проведенном детстве. Райка совершенно не во вкусе Михаила Ильича.

– Вы что, ооновец? – интересуется она.

– Почти, – уклончиво отвечает он. – А точнее – выездной панк.

– Шутите? А я сразу спетрила, – радуется Райка и, отметая ненужные сомнения, уточняет: – Небось разведенный? Потому и не в загране. Вон пуговица на нитке болтается. Можете прийти стричься в наш салон. Обработаю как своего. А вечером – в бар. Может, присоветуете, какой получше?

Всеобщего интереса к молодежи Михаил Ильич не разделяет. "Все мы когда-то были в той или иной степени молоды. И нечего устраивать бури и заигрывать, а больше внимания уделять старости. И с разных сторон ее изучать", – полагает Михаил Ильич.

– Стричься приду вечером, – обещает он. – Тогда и бар получше присоветую, – и заканчивает важно, чтоб предупредить панибратство: – Возможно, доверю брить!

Возвращается со службы Михаил Ильич в дурном настроении. Не удается ему поймать академическую мысль. Вроде бы можно догадаться, защита – значит, не нападает, а защищает свое, кровное… Главного направления… В такие годы о второстепенном думать уже недосуг. Ясно как божий день, а ускользает!

Выхватывает его из мрачных раздумий соседка:

– Вы уж не откажите! Сегодня вечером. День рождения, не просто так. Все Лешины друзья будут. Очень вас просим! Леша вас так любит.

"Я с ним двух слов не сказал. А полюбил…– с умилением и нежностью думает Михаил Ильич про Лешу. – Верно, муж такой сентиментальный… а может, сын?" – размягченно гадает он.

– Непременно буду. Такой день!.. Соседи… Только я не один, если, конечно, можно? – отвечает Михаил Ильич.

– Ну какие вопросы! Ради бога! Очень, очень будем рады!

"Никакого бара, – решает он. – И для Раисы будет полезно. Среда играет не последнюю роль. Пусть познакомится с милыми приятными людьми".

Райка надела свои самые ударные вещички.

– Можно бы и не в красных штанах? – сомневается Михаил Ильич. – Все же люди совершенно незнакомые, хоть и соседи.

– Ну что вы?! – удивляется Райка. – Это же на сегодняшний день самое то!

– Не спорю, – соглашается Михаил Ильич. – Хотя в Швеции сейчас все предпочитают зеленый цвет, – и жмет на круглый звоночек.

Открывает хозяйка-соседка, вся в бриллиантах, и кричит радостно:

– Леша! Леша! Михаил Ильич пришел!

Летит Леша навстречу, визжит оглушительно Раиса, лижет благодарно Леша руку Михаилу Ильичу.

– Он вас так любит, так любит, – тараторит хозяйка. – Выйдет на лестницу и стоит, ждет, ждет, когда вы появитесь и погладите его. Даже не знаю, чем вы его так приворожили?

Стол ломится от яств. Хозяева только вернулись с африканского континента. Много экзотических фруктов. "Как сумели сохранить?" – надрывает свой ум Михаил Ильич. Компания тесная. Все свои. Здесь и мусорщица. В серебристом платье. Приветливо кланяется всем Михаил Ильич.

– Тебе чего, Раиса?! – строго спрашивает мусорщица. – Ты почему не в баре жизнь прожигаешь? Тебе сюда нельзя!

– А меня, маман, Михаил Ильич пригласил. Так что не будем ля-ля! Он лучше вас знает, как и что!

Леша устроился рядом с Михаилом Ильичем, положил огромную серую голову ему на колени. И, не отрываясь, смотрит на него влажными, полными слез глазами.

– Да и я, Леш! Если честно, очень рад! Очень! Так что за тебя! – произносит тост растроганный Михаил Ильич.

– И за Лешиных друзей! – подхватывает в радостном возбуждении хозяйка.