Эвакуатор

– Там знаешь какие очереди? И хлеб, между прочим, подвезут только к вечеру. Я только соли взял.

– Ну и ладно, – сказала она, – съедим пуд соли.

V

Электричка задерживалась на час, и не было никаких гарантий, что она появится в половине двенадцатого. В половине двенадцатого обещали только дополнительное объявление.

– Ну, – сказал Игорь, приплясывая на перроне. Первого ноября с утра резко похолодало, задул ветер, низко летели темные облака, похожие на дым. – Что будем делать?

– Не знаю. Тебе видней.

– Мое рассуждение такое, что надо брать машину.

– Слушай. Может, вообще ничего не надо? Считай, что я поверила тебе на слово.

– Нет. Во-первых, ты не поверила, а во-вторых, я должен проверить, как она там. Может, сперли, может, дачи уже громят…

– С какой стати?

– А с какой стати у вас тут всё? Ради чеченской независимости? В общем, я за то, чтобы ловить.

– И сколько он возьмет, за семьдесят километров?

– Ну, допустим, штуку.

– Думаю, больше. Не мы одни такие умные.

– Хорошо, две – максимум. Если никого не найдем за две, не поедем. Пойдем жрать куда-нибудь, а завтра я с кем-нибудь договорюсь.

– А ты никакой транспорт не можешь устроить? Через ваш центр?

– А что они могут? Ракету прислать?

– Ну, ты же не один здесь эвакуатор, наверное…

– А ты думаешь, я всех знаю? Ну, дадут они мне чьи-то координаты, пойдут на риск, расконспирируемся к чертям… Ведь если ваши кого-то из нас возьмут, они будут допытываться про других, а наши пыток не выдерживают. У нас давно не пытают. Он сразу всех и сдаст. Надо, чтобы никто не знал. Но даже если они мне и дадут координаты – чем он мне поможет? Деньгами? Деньги я достану… Ладно, пошли, будем искать.

Ехать до Тарасовки не хотел никто. Водилы были наглые, сплошь толстые и краснорожие. «По Курской? Эээ! Сейчас знаешь что на окружной делается? Внешняя сторона вообще вся стоит, «Авторадио» только что сказало».

Игорь предлагал штуку – смеялись; повышал до полутора – захлопывали дверцы; один снисходительно сказал, что разговаривать будет начиная от трех – «А назад мне порожняком! Кого я там в Тарасовке подцеплю? Вас? Не, я ждать не буду. Туда – назад».

– А чего так дорого? – спросила Катька.

– Ты че, не в курсе? Из Москвы все бегут, дороги начисто забиты.

– Почему бегут-то? Что, под Москвой безопаснее?

– А то! Сейчас где угодно безопаснее. Обращение Шамиля читала? Предупреждает, что в ближайшее время всю Москву повзрывают, у меня дочка в Интернете видела. Они правильно считают: столицу взорвать – и все.

– Все эти обращения, – авторитетно сказал Игорь, – пишутся прибалтийскими графоманами.

– Не знаю, кем пишутся, а пока получается по-ихнему.

– Ну, не хочешь – как хочешь, – надменно сказал Игорь и повел Катьку к следующему водиле. С этим повезло не больше – о Тарасовке никто и слышать не хотел.

– Этак мы вообще не улетим.

– Вот видишь, как плохо не уметь водить машину, – Катька чмокнула его в холодную щеку.

– А толку? Застряли бы сейчас, только не в чужой машине, а в своей. Из чужой хоть вылезти можно, пешком пойти… Ладно. Короче, сейчас в забегаловку, до полдвенадцатого жрать, потом на перрон, а если нет поезда – значит, правда не судьба. Буду один добираться.

В забегаловке были только котлеты – почему-то очень кислые, с сильным сухарным привкусом, с минимумом мяса и максимумом хлеба. В половине двенадцатого, против всех ожиданий, объявили, что поезд будет подан через несколько минут, и к полудню он действительно подошел – толпа буквально внесла их в тамбур, разлучила, снова притиснула друг к другу уже в вагоне.

– И куда все едут? – спросила Катька.

– Не знаю. Может, на дачи, может, в Тулу к родне… Может, просто на перекладных будут добираться на юг – на дальние-то поезда всё распродано, я смотрел.

– А как назад поедем?

– Не знаю. Едем, и ладно.

Катька никогда прежде не ездила по этой дороге. Она вообще редко пользовалась электричками. Своей дачи у них с Сереженькой не было, хотя в лучшие времена он периодически заводил разговор о том, что Подуше нужен воздух, живая ягода… Он вечно выискивал себе какие-то новые занятия, надеясь, что хоть в них реализуется вполне: в самом деле, должно же быть на свете занятие, для которого он рожден? Может быть, дача. Построить домик, разбить грядки. В чужом пространстве Сереженька реализовываться не умел, ему необходимо было выгородить для себя личное, где не будет конкуренции. Но ведь на даче соседи. Наверняка начались бы разговоры о том, что вот эти-то, сволочи, наворовали, у них-то хоромы… Вечно ставить себе недостижимый образец и с ним воевать, мучительно завидуя. Как она раньше терпела все это? Дача ведь тоже превратилась бы в бесконечные унижения, как же иначе, с Сереженькой по-другому быть не могло, – опять мы самые лучшие, и опять нам хуже всех…