Евангелие от Иисуса

Кто он, кто этот человек? – он взял меня за руку, сказал «Ты исцелен», и я исцелился. Марфа подошла поближе успокоить брата – нечего сказать, исцелился, если дрожмя дрожит, – он отстранил ее, вопросив: Скажи мне ты, Мария, ты привела его, кто этот человек?

Магдалина, по-прежнему стоя на пороге, отвечала просто: Иисус из Назарета, Сын Божий. Марфа и Лазарь хоть и были родом из этих мест, которые от начала времен облюбованы были для пророческих откровений и апокалипсических предзнаменований, все же выказали самое естественное в их положении и решительное недоверие к ее словам, ибо одно дело – признать, что кто-то под несомненным и очевидным воздействием чуда выздоровел, и совсем другое – согласиться, что человек, взявший тебя за руку и исцеливший тебя от недуга, – сын самого Бога. Впрочем, любовь и вера могут сдвинуть горы, кое-кто даже утверждает, что они и поодиночке справятся с чем угодно, и потому Марфа, заливаясь слезами, бросилась было на шею Иисусу, но тотчас, сама испугавшись такой смелости, припала к земле и лишь смогла прошептать непослушными губами: Я омыла твои ноги, я омыла твои ноги. Лазарь застыл на месте, будто оцепенев от изумления, и мы вправе даже предположить, что это откровение не поразило его как громом, бездыханным повергнув наземь, потому лишь, что за минуту до того, как прозвучали слова «Иисус из Назарета, Сын Божий», в высшей степени своевременно взамен старого и, изношенного забилось у него в груди новое сердце. Иисус с улыбкой приблизился к нему и обнял его, сказав: Не удивляйся, что Сын Божий – Сын Человеческий, сам посуди – кого ж еще выбрать Богу, как не человека: не так ли выбирает себе мужчина женщину, а женщина – мужчину? Последние слова были предназначены Магдалине, принявшей их с удовольствием и как должное, но Иисус, произнося их, позабыл о том, что они умножат скорби Марфы и безнадежность ее одиночества, – вот в чем разница между Богом и Сыном Божьим: первый сделал бы это намеренно, второй – со свойственной человеку неловкостью не подумав о последствиях. Но столь велика сегодня воцарившаяся в доме радость, что лишь завтра снова примется Марфа вздыхать и горевать, но все же будет ей одно несомненное утешение – никто не посмеет и не решится трепать по улицам, площадям и рынкам Вифании имя Марии, обсуждая прошлую ее блудную жизнь, ибо тотчас станет известно – и сама Марфа немедля займется этим, – что человек, с которым пришла она, излечил Лазаря безо всяких отваров и мазей. Теперь они сидели в доме, предаваясь ликованию, и сказал Лазарь: Издалека доходили к нам известия о том, что объявился и творит чудеса некий человек из Галилеи, но не говорилось, будто он Сын Божий. Одни вести распространяются скорее, другие – медленнее, ответил на это Иисус. Ты и есть этот человек? Ты сказал. Затем Иисус поведал им свою жизнь с самого начала, умолчав, однако, о Пастыре, а про Бога упомянув лишь, что тот явился ему и сказал: Ты – сын мой. И не достигни Вифании молва о давних чудесах, не обернись она здесь чистейшей правдой, непреложной убедительностью чуда, явленного у них на глазах, не будь могущества веры и силы любви, то трудно, очень трудно было бы Иисусу одной короткой фразой, пусть и вымолвленной устами самого Бога, убедить Марфу и Лазаря в том, что Духом Святым сотворен человек, который вскоре возляжет с их сестрой и познает ее – ту, что до него знавала, не боясь Бога, стольких мужчин. Простим Марфе гордыню, заставившую ее тихонько произнести, прикрыв лицо платком, дабы никто не слышал и не видел, такие слова: Я была бы достойней.