Евангелие от Иисуса

Если бы не знали, то решили бы, что это твой брат-близнец. Ждите здесь моего возвращения, велел им Иисус, не приближайтесь, что бы ни происходило, и, не прибавив более ни слова, стал спускаться по склону вниз, к реке. Фома с Иудой Искариотом сели на пересохшую от зноя землю, глядя вслед Иисусу, который то исчезал, то вновь появлялся меж складок гористого откоса, а потом, дойдя до берега, направился к тому месту, где неподвижно сидел Иоанн. Дай Бог, чтобы мы не обознались, молвил Фома, и ответил Иуда: Надо было поближе подойти, отсюда разве разглядишь, но Иисус был уверен, что нашел, кого искал, и спросил так, на всякий случай. Иоанн меж тем поднялся на ноги и глядел на подходившего к нему Иисуса. О чем станут они говорить? – спросил Иуда Искариот. Может, Иисус расскажет нам, а может, и нет, отвечал Фома. Там, вдалеке, оба теперь стояли лицом друг к другу и, судя по тому, как мелькали в воздухе их посохи, о чем-то говорили оживленно и с жаром, а потом подошли к самому берегу, и Фома с Иудой, оба уже окрещенные Иоанном, хоть и потеряли их из виду, знали, что происходит там: вошли в воду по пояс, Иоанн, зачерпнув воду обеими руками, высоко поднимает их и дает воде пролиться на голову Иисуса, говоря при этом: Крестишься водою, да будет она питать твой огонь. И вот он сделал это и произнес эти слова, и они снова выбрались на берег, подняли с земли свои посохи, а теперь они, без сомнения, прощаются, вот попрощались и обнялись, и затем Иоанн пошел вдоль берега на север, Иисус же направляется к нам. Фома с Иудой, встав с земли, поджидают его, а он, приблизившись, не говоря ни слова, уходит в сторону Вифании. Ученики следуют за ним в отдалении, снедаемые неутоленным любопытством, и вот наконец Фома, не выдержав и не обращая внимания на предостерегающие знаки, которые подает ему Иуда, спрашивает: Ты не скажешь нам, о чем говорил с Иоанном? Еще не время, отвечает Иисус. Скажи, по крайней мере, ты ли Христос. Еще не время, звучат те же слова, и не понять ученикам, просто ли он повторил уже сказанное или сообщает им, что еще не время объявить о пришествии Мессии. Ученики обескуражено отстали: Иуда склоняется именно к этой версии, тогда как Фома, от природы наделенный нравом упрямым и недоверчивым, считает, что все же Иисус просто повторил, чуть раздраженно, первоначальные свои слова.

О том же, что было в воде Иордана, узнала в ту ночь одна лишь Мария Магдалина. Он был малоречив, сказал ей Иисус, едва лишь мы поздоровались, он сразу спросил, тот ли я, кто должен прийти, или же следует ожидать кого-нибудь другого. И что же ты? А я сказал, что слепые прозревают, и хромые ходят, и прокаженные очищаются, и глухие слышат, и нищие благовествуются.

А он? Не нужно Мессии делать так много, довольно будет, если сделает, что должен. Он так сказал? Да, этими самыми словами. А что должен сделать Мессия? Вот и я его спросил об этом. А он? Он ответил, что это и должен открыть мне. Что же было потом? Ничего: он повел меня в воду, окрестил, а потом пошел прочь. Какие же слова произнес он при этом? Крестишься водою, да будет она питать твой огонь. После этого ночного разговора с Магдалиной Иисус в продолжение целой недели не проронил ни звука. Он ушел из дома Лазаря в окрестности Вифании, где жили его ученики, но разбил свой шатер поодаль и в нем проводил дни в полном одиночестве, не допуская к себе даже Магдалину, ночами же уходил в пустынные горы. Ученики, которые иногда потихоньку шли следом, оправдываясь тем, что идут, дабы в случае нужды защитить его от диких зверей, которых там, впрочем, сроду не водилось, видели всего лишь, как Иисус садился на прогалине и сидел молча, устремив взгляд не в небеса, а куда-то прямо перед собой, словно ждал, что из зыбкой тени долины выйдет или с горного склона спустится – некто. Ночи стояли лунные, видно было далеко, однако никто не появлялся.