Евангелие от LUCA. В поисках родословной животного мира

Предложенный Линнеем способ классификации и упорядочивания данных о животных и растениях был очень удобен, настолько удобен, что до сих пор ботаники и зоологи используют линнеевскую иерархию. Многие описанные им виды и роды животных признаны несостоятельными и сданы в архив, а вот идея лестницы-иерархии жива. Она сохранилась в биологии примерно так, как ньютоновский закон всемирного тяготения сохраняется в современной физике, и пережила всех своих критиков и все предложенные проекты альтернативных форм классификации. Изобретение поистине достойное гения.

Однако, если бы мы могли спросить Линнея, что он думает о «родословной животного мира», такой вопрос наверняка поставил бы почтенного скандинава в тупик. Дело, напомню, было в середине XVIII в., когда идея всеобщего родства организмов не существовала даже в черновиках. Из книги в книгу кочует знаменитый афоризм Линнея: «Видов столько, сколько разных форм произведено в самом начале Бесконечной Сущностью». На пике своей научной карьеры он совершенно искренне так считал. В природе не происходит никакой эволюции. Все современные виды были сотворены раз и навсегда, обособленно друг от друга, и они не изменяются во времени. Так думал не один Линней, но и практически все его современники и предшественники. Идея постоянства видов унаследована западноевропейской наукой от науки античной, и в первую очередь от «отца зоологии» Аристотеля. Подобно четырем первоэлементам античной философии или элементам алхимии, виды мыслились им как вечные и неизменные сущности. Алхимики пытались превратить железо в золото, но не нужно видеть в этой трансмутации никакой «эволюционной идеи»: железо во веки вечные пребудет железом, а золото — золотом. Аристотель доскональнейшим образом описывал внешнее и внутреннее строение известных ему животных, их образ жизни, поведение, особенности физиологии и размножения, но ни словом не обмолвился о том, что между ними могут существовать отношения кровного родства. Не говоря уже о том, что конкретный вид животных может измениться со временем и постепенно превратиться в другой. Хотя идея сотворения мира неким сверхъестественным Творцом была чужда Аристотелю, его философия антиэволюционна, и в этом качестве она прекрасно гармонировала с принятыми в средневековой Европе библейскими представлениями о происхождении мира и человека.

В этом отношении Линней долго был верным аристотеликом, и лишь в самом конце жизни пришел к мысли о том, что новые виды могут все-таки возникать и после первоначального Сотворения, а именно путем гибридизации: скрещиваясь, два вида могут дать начало третьему. Кстати, он допускал это для растительных, но не для животных видов. Однако от этого допущения все еще очень далеко до современного представления об эволюционном родстве всех видов и их общем первопредке.

Зачем же в таком случае я уделил здесь столько внимания Карлу Линнею и его взглядам? Дело в том, что «Система природы», созданная его кропотливым трудом, была основана на обобщении огромного массива фактов о внешнем и внутреннем строении растений и животных. Располагая организмы в системе, Линней опирался на данные об их сходствах и различиях, что заставляло его принимать весьма нетривиальные для той эпохи решения, прокладывавшие путь к новой, эволюционной биологии XIX в.

Самым ярким примером служит, конечно, положение в системе природы человека. Линней не только дал научное название нашему виду, но и со всей определенностью поместил его в царство животных, класс млекопитающих и в один отряд с обезьянами. Этот отряд появляется уже в первом издании «Системы природы», то есть в 1735 г. Сначала Линней назвал его Anthropomorpha (Человекообразные) и включил туда три рода — Человек (Homo), Обезьяна (Simia

) и… Ленивец (Bradypus). Потом кто-то заметил ему, что человек не может называться «человекообразным», то есть похожим на самого себя[23]. Название отряда было изменено на Primates (приматы), оно сохранилось и до нашего времени. Можно усмотреть в этом даже иронию со стороны Линнея, ведь «примасами» назывались в ту эпоху «князья церкви» — кардиналы и епископы[24]. Во всяком случае, это почетное наименование, производное от латинского «primus» («первый»), подчеркивающее человеческое «первородство».