Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

«Да там же одни дебилы!» — с отчаянием думала я. Кто ж у нас не знает про «Страну дураков» в Троицком монастыре? Только желающих войти туда мало. Кто видел, говорит: «Страшный сон!» И теперь мне надо войти в него. Голос Воблы доходил до меня как-то глухо... Да и при чем здесь она! Да, думаю, и парторг Терещенко сам вряд ли решился бы на такое... Ай да папка! Наказал непокорную дочь! И заодно жизнь ей сломал!.. Но это мы еще поглядим. Я улыбалась.

— Работа, конечно, необычная для наших выпускников, — разошлась Вобла, довольная, что все проходит так гладко. А что она думала, что я истерику закачу тут? — Вот у нас тут присутствует директор диспансера Лидия Дмитриевна Изергина (умильно заулыбалась за столом президиума этакая щука в очках). Она тебе может рассказать, что бы они хотели.

— Ну, я думаю, не стоит так сразу, — голос у «щуки» оказался глубокий и приятный. — Скажу лишь, что мы рады, что к нам придет такая талантливая... и серьезная преподавательница, как Марина!

И «серьезность» разглядела она?

— Значит, ты согласна? — проговорила Вобла.

— Для меня это большая честь! — отчеканила я.

Надеюсь, комиссия оценила по достоинству мою стойкость? Изергина чуть заметно усмехнулась, что означало, видимо: «Да, характер! Ну что ж — и не таких мы обламывали!» Все, конечно, понимали, что за «подарок» они мне преподнесли, и теперь, конечно, счастливы были, что я приняла все с улыбкой.

— Тогда распишись вот здесь.

И я расписалась.

«Ну! За каторгу!» — поднял тост Сенька Вигдорчик, и мы чокнулись. Веселья, однако, не получилось, и вскоре я оказалась одна на скамейке на высоком берегу.

Интересно, о чем думает сейчас Влад? И думает ли вообще обо мне? Я понимала его: трудно быть раскованным и душевным, когда везут тебя в черной «Волге» под присмотром. Но теперь я, похоже, от всего этого свободна... Поможет это нам? Жить буду, наверное, в интернате, в монастыре... Да. Мрачная громада. Справа над рекой — больница. Там я уже была. Слева — монастырь. Там я буду. Да. Славный путь. Но Влад — неужели не чувствует, что творится со мной? Совершенно не ощущаю как-то... его флюидов! «А может быть, это потому, что с ним что-то произошло?» — мелькнула мысль. «Уссурийский тигр-людоед» (он же мой отец) вряд ли ограничится одной жертвой, ему надо расправиться со всеми!

Я глянула на больницу. Стояла, как и всегда. Сколько людей там прощается с жизнью — а она так и стоит.

Я побежала туда.

— Все! Фьють! — сказал мне в ординаторской юный хлыщ в белом халате. — Зачли ординатуру ему — и в армию, мгновенно. Зато дали лейтенанта! Младший врач полка.

Он усмехался, явно довольный. Видно, занял место Влада.

— Когда он уехал?

— Сегодня утром.

— И... ничего не передавал? — все же произнесла я жалкую фразу.

— Вот — прощальный подарок! — Он вытащил из шкафа бутыль коньяку. — Сегодня вечером... выпьем!

Он чуть не сказал — «помянем», почувствовала я. Но это уж — без меня. Я вышла. Постояла над обрывом. Все. Вот и кончилась твоя прежняя жизнь. А новая — не началась. Назад, в «Дворянское гнездо», нет ходу. Мне — в монастырь. Играть там для благодарных слушателей!

Я медленно поднималась в пологую гору. Из мрачных, тяжелых ворот монастыря выехала машина. Наша «Волга»! Наша? Извилистой дорогой она съезжала ко мне. Разыскивают меня? Сердце прыгнуло. Значит, отец все же остановился, пожалел, и сейчас мы поедем домой — к моим любимым меховым тапочкам, к моему роялю? Я стояла. Зачем идти, если сейчас мы поедем обратно? «Волга» поравнялась со мной. Остановилась. Опустилось стекло, и выглянул Сергеич.

— Вещи твои туда отвез... — произнес он. И добавил: — Я говорю ему: «Как к концерту-то выпускному она будет готовиться?» А он: «Там есть рояль!»

Я кивнула.

— Ну что... подвезти тебя? — предложил он.

— Спасибо, Иван Сергеич! Не стоит, — сказала я и стала подниматься.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 8

Автор

Зеленый силуэтик самолета на карте мира тянулся клювиком к изрезанным шхерам Ньюфаундленда, но все никак не достигал американского берега, края Америки.

Две стюардессы, тихо брякая, снова прокатили по проходу тележку с напитками. Кошелев и Марина спали, укутавшись пледами по горло, и стюардессы не стали их будить.

Гриня снова взял виски — «красиво жить не запретишь!». Я, не отводя глаз от тетрадки, попросил томатный сок.

— Пр-равильно! P-работай, р-работай! — пророкотал Гриня. — Голливуд должен быть наш!

Влад

По пути я еще представлял себе красивые картины — как я гибну в Афгане, смываю кровью... свою дурь! Но и в этом судьба отказала мне. «Не быть тебе черпалем, сгниешь на подхвате!» — этой фразой из известного анекдота припечатала меня языкастая моя матушка, бросая нас с отцом, с которым у нее тоже были сложные отношения, и уезжая к брату в Хайфу. И справедливость ее слов я особенно ощутил на этом новом этапе, когда жизнь жестко, но четко оценивала меня.