Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

— В их главном воровском месте, — сообщил Апоп, — и там все преклоняются перед ней! Там она царица!

— А ты, стало быть, царь? — усмехнулся адмирал Цыпин.

В сериале по «Герою нашего времени» он отлично бы изображал честнейшего Максима Максимыча, хотя сам Цыпа никогда особенно честным, а тем более «честнейшим» не бывал. Сиротка, наоборот, была нынче какая-то квелая... Выбилась из графика?

— И там меня помазали! — сообщил Апоп.

— Чем тебя помазали? — издевательски спросил Гуня.

Тут против общего противника мы все оказались заодно.

— Есть такой обычай — помазание! Теперь я самый главный среди вас! — сообщил Апоп.

Все неожиданно расхохотались, кроме Мальвинки, которая все это время подчеркнуто держалась особняком: «Меня ваши стариковские маразмы не факают». Остальные хохотали. Хорошо, что хоть смех может разрядить нелепую ситуацию!

— Ну, давай! Командуй! — Теперь, как уже частное, неофициальное лицо, Михалыч позволил себе расслабиться и развеселиться, растянуть удушающий галстук. — Ну... давай! Гуляй, Ваня, ешь опилки — я директор лесопилки! Чем ты командовать собираешься, если ящик, ты сам говоришь, — Михалыч сделал зигзагообразное движение ладонью, — по официальным рельсам ушел?

Апоп гордо молчал, не желая отвечать или не зная, что ответить. Видимо, он решил, что страсть, связывающая его с «дочерью русского офицера», важней каких-то корыстных делишек, и поднял голову еще более гордо.

Тут прибыли, бледные и опухшие, — словно мы не на юге! — пилот Агапов и штурман Вася и рассказали о своих, а точнее, наших злоключениях. Вчерась, проснувшись в летной гостинице с большого бодуна, после встречи с местными «учениками», не обнаружили в комнате ничего и направились к самолету, надеясь его подоить, как это умеют летчики. «Открываем все крантики — сухо! — воскликнул Агапов. — Видать, заходили с корешами вчера! В общем, атас! И тут еще (больше всего меня умилило слово «и еще» — так, маленькая добавка к крупной неприятности) тормоза заскрипели (представляю, как это — по больной-то голове!)! Джипы — сразу со всех сторон, выскочили какие-то черные черти в красных беретах, подкатили трап, влезли в самолет... Улыбаясь, что нас с толку и сбило! Мы с Васей еще замедленные были... а те скалятся! Быстро скатили по нонпарели саркофаг на платформу и покатили. А командовал этот ваш... альбинос!

— Март, с-сука! — выговорил Михалыч. — Чего ж вы пялились-то? Вы же вооружены!

— Во-во! Точно! Март! — обрадовался Агапов, хотя неясно, чему тут было радоваться. Но хоть имя вспомнил — уже какое-то облегчение для больной головы. — Так улыбки их нас с толку и сбили! Мы думали: это ты насчет растаможки с ними договорился, тебе везут! Мы-то за ними пошли. Они как раз перед воротами задержались — или, может, задержали их. Подхожу к твоему этому... ну... забыл...

— Не важно, — сухо проговорил Михалыч.

— Прошу у него закурить, и вдруг он, улыбаясь, — хлобысь! А второй, что с ними был, Васю вырубил... Потом сквозь сон какая-то стрельба там вроде слышалась... — Он вздохнул.

— Молодцы! — подытожил Михалыч.

Повисла тяжелая тишина. Даже райские птички, проникнувшись серьезностью момента, перестали щебетать.

— Ну и что? Так и не похмелились? — сочувственно проговорил СН.

— Нет, ну почему? — рассудительно проговорил Вася. — Смерть, что ли, пришла? Достали!

— Когда это было? — перебил лирическую тему Михалыч.

— Ну... В одиннадцать мы на борт явились, — ответил Агапов, кстати герой и отличник всех необъявленных войн. — У нас еще с советского времени рефлекс на одиннадцать!

— Точно! — горько захохотал Михалыч. — Это как раз когда твоя, — он глянул на Апопа, — нас за ... взяв, по музею водила! Да, верно народ говорит — таких друзей!..

Все горько хохотнули вместе с ним. Тяжело нашему человеку на чужбине! Мы вдруг почувствовали себя гораздо более близкими, чем были до прилета сюда. У нас хоть примерно ясно, как напарят тебя, — но чтобы в музее!.. Такого не водилось!

— Дайте чего-нибудь — соку, что ли, — прохрипел Агапов. — Моторюга не метет! — Он ухватился за сердце.

Я наставила им на поднос разных ветчин, сыров, соков, и они жадно стали есть.

— О! А вот и наш Павлик Морозов! Чего скажешь?! — Михалыч уставился на появившегося юного гида.

— Аэропорт! — звонко выкрикнул мальчик. — Оплачено!

— А еще бы нет! — усмехнулся Михалыч.

— Так сразу? — Сиротка капризно повернулась к Цыпину. — Я только вхожу во вкус! Ну сделай что-нибудь, поговори! Ты же тут работал!

— Для официальной делегации вполне достаточно! — строго произнес Цыпа, которому нередко, наверное, приходилось, работая здесь, выдворять слишком разнежившиеся делегации.