А каковы вершины познания, к которым поднималась эта прадревняя чистая мудрость, эта, подобная эфиру, подобная свету мудрость? Люди теперь думают, что они могут очень тонко мыслить. Но когда видишь, как люди путают одно с другим, начиная что-либо объяснять, тогда не испытываешь большого уважения к нынешнему, а именно — логическому мышлению. Поэтому я должен предпринять рассуждение, которое может показаться очень абстрактным (я хочу проделать это как можно проще).
Предположим, перед нами зверь; он желтый, у него есть грива; тогда мы называем этого зверя «лев». Теперь мы начинаем спрашивать: что такое лев? Ответ: хищное животное. Мы спрашиваем дальше: что такое хищное животное? Ответ: Млекопитающее. Мы спрашиваем дальше: что такое млекопитающее? Ответ: живое существо. И так мы идем дальше — мы описываем одно через другое. Большинство людей считают разъяснением, если они таким образом продолжают расспрашивать, как я сказал про льва. Очень часто люди поступают так же, когда говорят о вещах духовных: они продолжают расспрашивать и задавать вопросы даже о самых высоких духовных вещах подобно тому, как они спрашивали: что такое лев? что такое хищное животное? И там, где принято после лекции подавать записки и отвечать на вопросы, там часто на записках стоят одни и те же вопросы, люди бесчисленное число раз спрашивают: что такое Бог? каково начало мира? что такое конец мира? — Люди спрашивают в том же самом роде, как они спрашивали про льва. Многие, собственно, не хотят знать ничего другого, кроме следующего: что такое Бог? каково начало мира? что такое конец мира? Об этом они спрашивают точно так же, как спрашивают: что такое лев? И так далее.
Люди думают, что то, что годится для повседневности, должно быть таким же и для высших вещей. Они не думают о том, что именно для высших вопросов характерно то, что такими они быть не могут. Ибо если так задавать вопросы, один за другим, переходя от льва к хищному животному, то можно дойти до чего-то такого, что не поддается описанию, о чем уже нет смысла задавать вопрос: «Что это такое?» Потому что, спрашивая так, хотят к подлежащему иметь сказуемое. Но должно существовать самое Высшее Существо, которое можно понять только через Него Самого. Вопрос: «Что такое Бог?» — совершенно бессмыслен в логическом смысле. Можно все возвести к Самому Высшему, но к Самому Высшему нельзя прибавить никакого сказуемого, ибо тогда следует ответ: «Бог — это…» То есть то, с помощью чего описывали бы Бога, должно было быть выше, чем Он. Это самое курьезное противоречие, какое только бывает.
То, что этот вопрос ныне все еще постоянно ставят, свидетельствует о том, сколь возвышенно явил себя в древние времена Кришна, когда сказал следующее: «Дэвы собрались у трона Всемогущего и спросили Его благоговейно: кто Он такой? Он ответил: «Если бы был другой такой, как Я, то Я себя описал бы через него». — Этого он, однако, не делает. Он не описывает себя через другого. Так и мы, можно сказать, в благоговении и преданности, подобно тем Дэвам, стоим перед древней священной индийской культурой, восхищаемся ею, также и ее грандиозной логической высотой, которая была достигнута не через мышление, но через древнее ясновидение, — через то, что люди знали непосредственно: когда они приближаются к Первопричине, тогда прекращаются вопросы, так как Первопричина созерцается ими ясновидчески. Так стоим мы в восхищении перед тем, что перешло к нам из этих древних времен; словно духи, которые нам это передали, хотели сказать: «Прошли те мировые эпохи, когда люди непосредственно взирали в духовные миры. В будущем этого больше не будет. Но мы хотим зафиксировать то, к чему мы поднялись и что было некогда дано человеческому ясновидению».