Евангелие от Пилата

Еще с воскресенья меня беспокоило отсутствие одного человека. Каиафы. Почему первосвященник не явился ко мне немедленно? Если он тоже искал труп, если был более меня заинтересован в том, чтобы это исчезновение не внесло никакого религиозного хаоса, почему он не предложил мне объединить наши усилия и продолжать поиски вместе? Подобная сдержанность, необычная для Каиафы, озадачила меня. Он обязан мне назначением главой синедриона. Он осыпает меня подарками, чтобы сохранить мое доброе расположение к себе. Куда большими, чем его тесть Анна, предыдущий первосвященник, которого пришлось низложить. Он понимает свое положение и активно сотрудничает с Римом. В деле Иисуса, будучи искусным политиком, он боится и колдуна, и меня. Он опасается, что популярность Иисуса обеспокоит меня и заставит ужесточить свою власть. Во время процесса он ясно сказал, что желает обеспечить общественный порядок: «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб».

Почему Каиафа затворился в Храме, не ища моей помощи и не предлагая своей, с момента, когда был вскрыт склеп?

Он проводил параллельное расследование. И действовал быстрее. Он обогнал меня у могилы, у Иосифа из Аримафеи… Почему он действовал в одиночку? Каиафа в столь трудный час отказывался от помощи единственного и давнего союзника! Что бы это значило?

Я подошел к окну и застыл, созерцая Иерусалим. Вдали виднелись белые ступени театра, и сердце мое заныло, пораженное отравленной стрелой тоски. Когда я смотрел на этот одеон, пустующий и нелюбимый евреями, несмотря на все мои старания, на талантливые труппы и прекрасные пьесы, то с болью думал о Риме и сожалел, что согласился покинуть родину. Прищурившись, я разглядел движение белой тоги по сцене и узнал Марцелла, нашего вчерашнего гостя. Он потрясал руками перед пустыми каменными скамьями. Наверное, декламировал одну из своих поэм, проверял силу слова, динамичность фразы, а быть может, пытался сочинить трагедию?

И тут меня осенило: Каиафа притворялся! Он разыграл поиски! Он прекрасно знал, где покоится труп, поскольку принял все предосторожности и сам скрыл его!

Почему я не подумал об этом раньше? Каиафа все предусмотрел. План был прост. Он ставит у могилы колдуна свою стражу, но подсыпает им в питье снотворное. Охрана засыпает. Появляются другие стражники, откатывают камень, забирают покойника, закрывают склеп. Две предосторожности лучше одной. Каиафа прячет труп, чтобы предотвратить появление посмертного культа. Но не все идет по плану. Близкие к Иисусу женщины открывают могилу, обнаруживают исчезновение трупа и начинают вещать об ангеле Гаврииле. Пристыженные охранники повторяют их россказни. Разъяренный Каиафа затыкает глотки всем, всем платит. Но слух запущен… Новость доходит до меня… Я приступаю к поискам. Об этом узнает Каиафа. Чтобы подозрение не пало на него, он делает вид, что тоже занят поисками. Его нападение на дом Иосифа Аримафейского – спектакль, предназначенный для меня, дымовая завеса.

Я с облегчением вздохнул. Дело вскоре закончится. Каиафа через некоторое время вернет труп. Быть может, для вящей убедительности сделает так, чтобы покойника обнаружили мои люди… И все быстро вернется на круги своя. Каиафа – отличный стратег, он постарается соблюсти необходимые сроки.

Я почти смеялся. Я был доволен, что моим союзником был Каиафа, хитрец, ловкач, делец, жаждущий мира, мира, необходимого в равной степени и ему, и мне. Я с облегчением налил себе вина, поднял кубок и, обращаясь к отсутствующему первосвященнику, с улыбкой пробормотал:

– Пью за твое здоровье, Каиафа. Сегодня утром лев благодарит лисицу.

И в это мгновение я услышал гул голосов за дверью. Створки их распахнулись от сильного удара.

Появился Каиафа, вслед за ним ворвались мои часовые с копьями наперевес.

Разъяренный первосвященник, увидев меня, застыл на месте. Он ткнул в меня перстом и в отчаянии прокричал:

– Иисус! Он объявился.

Я расхохотался. Я никогда не думал, что у евреев столь силен вкус к театральности.

– Конечно он объявился. Я ждал этого, Каиафа. Однако думал, что у тебя достанет деликатности позволить моим людям обнаружить место, где ты его спрятал.

Он посмотрел на меня так, словно я изъяснялся на птичьем языке. Он ничего не понимал.

– Пилат, ты не расслышал, что я сказал. Иисус объявился! Живой!

– Живой?

– Живой!

Я не узнавал сурового первосвященника, казавшегося сейчас бесконечно уязвимым. Его почти бесцветные глаза были выпучены. Он выглядел искренним, хуже того – удивленным и угнетенным. Каиафа не размахивал руками и не кривлялся, как обычно делают лжецы, пытаясь убедить всех в своей правдивости.

– Клянусь тебе, Пилат, неизреченным именем Божиим, что Иисус восстал из мертвых. Он говорит и живет. Иными словами, говорят, что он воскрес.

– Не важно, что говорят, ведь это только слух.

– Конечно.

– И кто его распространяет?

– Женщина.

– Женщина? Нам повезло.

– Да, повезло. Ей меньше веры.