Эверлесс. Узники времени и крови

– Ина, – восклицаю я, – давай надеяться, что эта поездка будет успешнее, чем… – я собираюсь напомнить ей о поездке в приют, конечно же. Но она быстро разворачивается ко мне с широко распахнутыми глазами и слегка качает головой. Я проглатываю слова. Каро прищуривается. Я помню, как старательно Ина хранит свой секрет: даже лакей не должен о нем услышать.

Все намного легче, когда за организацию берется Каро. Лакей, молодой человек примерно одного с нею возраста, – очевидно, их сообщник. Он широко улыбается Ине, когда мы забираемся в карету.

– Не находите себе места, ваше высочество? – шутит он.

Ина посылает ему легкую улыбку и насмешливо грозит пальцем.

– Я буду жить в душном дворце всю свою жизнь. – Лакей коротко кивает, словно боится вызвать гнев Герлингов за клевету, которая так легко слетает с губ Ины. Каро смотрит на нее с тоской. Интересно, знает ли Ина про скорую смерть Королевы. – Хочу немного повеселиться, пока это еще возможно.

Маленькая масляная лампа над нами освещает бархатные сиденья и облицованные деревянными панелями стенки кареты. Ина смотрит в окно. В ее глазах внезапно появляется грусть. В их компании я испытываю неловкость. Пока Каро разговаривает с лакеем, я слежу за взглядом Ины, пытаясь увидеть то, что видит она, – высокие стены дворца Семперы, позолоченный трон, узкое и тугое официальное платье.

Каро откидывается на сиденье рядом со мной. Я отрываю взгляд от окна и не решаюсь посмотреть на нее, боясь, что в моих глазах она увидит то, что я вдруг поняла об Ине: вовсе не эта вечерняя нелегальная вылазка, а копание в собственном прошлом станет для нее смертельным, если приемная мать узнает об этом.

От выпитого игристого я не чувствую холода, и карета несет нас сквозь ночь навстречу веселью. Все, что грызло меня с начала службы в Эверлессе: страх быть узнанной, ощущение, что здесь я не на своем месте, даже мое постоянное отчаянное желание справедливости и поиск ответов – отошло на задний план. Мысли легки и голова светла. Мы с Иной соприкасаемся коленями, когда карета подпрыгивает на кочках. Принцесса непринужденно болтает с Каро, в ее лице нет ни намека на былую грусть.

Вскоре впереди мы видим мерцающие огни Лаисты. Карета останавливается перед ничем непримечательной дверью из полированного дерева на узкой, но ухоженной улице. Мы в благополучной части Лаисты. Когда папа служил кузнецом у Герлингов, он каждый год водил меня на летний карнавал, чтобы посмотреть на странных животных и съесть ледяную стружку с медом. Даже после того как мы переехали в Крофтон, я просилась снова там побывать, но папа отказывался, говоря, что там будет чувствовать запах дыма из Эверлесса.

Улицы такие же, как в детстве. Чистая мостовая звенит под копытами упряжки, и факелы освещают пространство вокруг. Даже снег на крышах чистый, покрывает ряд зданий словно пуховое одеяло, белое и искрящееся. Пока Каро расплачивается с кучером, Ина показывает на венки, украшающие двери домов. Мой взгляд останавливается на запотевшем оконном стекле – за ним виднеется стройная фигура с кучерявыми волосами, вытирающая тряпкой чайник…

Она поднимает руку, чтобы протереть запотевшее окно, а потом вглядывается через стекло, смотря прямо на нас, прежде чем резко отойти. Кажется, я знаю ее.

– Ина, Джулс! – Каро жестом показывает нам следовать за ней.

Когда я снова оборачиваюсь, девушки уже и след простыл. Я иду за Каро. Она заходит внутрь одного из зданий по узкой, но ухоженной лестнице.

В таверне, где я работала, грязном и унылом месте, собирались мужчины и женщины с преждевременно постаревшими лицами и мутными глазами, отдающие бесценное время за еще одну кружку, хотя и пили они для того, чтобы забыть, как мало жизни в них осталось. Сейчас же я попала в другой мир – не кричаще-роскошный, как Эверлесс, а уютно-элегантный. У меня и деньги имеются. Вместе с этим приходит осознание, что есть люди, которые живут в свое удовольствие, а не стремятся забыться в хмельном угаре, лишь бы заглушить боль от тяжелой жизни.

Из-за такой несправедливости я начинаю сердиться.

Просторная комната, в которой мы оказались, тускло освещена; высокие мраморные столы блестят, а стена за стойкой рябит от бутылок всех форм и цветов. Пряный дым плывет от бара, где несколько людей потягивают жидкость из хрустальных бокалов. Красивый молодой человек быстро проводит нас к отдельному столику в дальнем углу. Я начинаю гадать, со всеми ли здесь так обращаются или это тоже привилегия Каро.

– Одну бутылку вашего лучшего красного вина и одну бутылку мадели, пожалуйста, – игриво шепчет Каро.

Я даже не успеваю заметить, как на столе появляются две бутылки: одна темно-зеленая, другая красная. Официант ставит три тяжелых хрустальных бокала перед нами.

Сделав глоток мадели, я чувствую, как напиток шипит и пузырьки щекочут горло, тепло расходится по телу намного быстрее, чем в комнате Ины. Я чихаю, и Каро смеется. Смех похож на легкий звон колокольчиков.

– Вот, – шепчет она, – позволь показать тебе.