Я не поднималась сюда с детства и даже тогда – лишь раз или два, когда Роана посадили под домашний арест после маленькой проказы и он подговаривал своих друзей-слуг приносить ему угощения с кухни. Воспоминание всплывает из ниоткуда, и тоска по нашему ушедшему детству пронзает грудь, словно таран – крепостную стену. Я прислоняюсь к двери и перевожу дыхание, а потом замираю, услышав громкий шум голосов, доносящийся с другого конца коридора.
Заглядываю туда, понимая, что самая большая и великолепная дверь, которая может вести лишь в покои лорда Николаса, широко распахнута и слабый свет льется изнутри.
– Я спрашиваю снова, – рычит кто-то хриплым, нетрезвым голосом, и я узнаю лорда Николаса, – как ты можешь рассчитывать сохранить какую-то власть после всех этих событий? Имя Герлингов в руинах.
– Это все еще мой дом, а не Каро или Айвана, – отвечает Лиам.
Смесь облегчения и нового страха наполняет меня, и я неосознанно подхожу ближе к дверям. Холодок пробегает по спине, когда что-то в комнате бьется, словно кружка о стол. Потом раздаются шаги, и, прежде чем я успеваю подумать, Лиам выбегает в коридор. Я все равно успеваю заметить, что он выглядит измученным, когда он спешно заворачивает за угол, не замечая меня, погруженный в свое горе.
Я следую за Лиамом в его комнату. Дверь широко распахнута, и я вижу огромное пространство, заставленное вдоль стен книжными шкафами. Дверь за нами закрывается, и я слышу лишь стук собственного сердца, а потом Лиам оборачивается и видит меня. В тусклом свете ночника замечаю, как страх появляется в его глазах.
Дрожа, он пятится в центр освещенной свечами комнаты, а я машинально следую за ним.
Никогда прежде мне не приходилось бывать в его комнате, и я с сожалением понимаю, как мало знаю о его жизни. Тысячи вопросов сразу же возникают в голове. Здесь больший беспорядок, чем я ожидала. Один угол ковра загнут, наверняка он постоянно спотыкается о него, уткнувшись в книгу. Письменный стол и ночной столик завалены бумагами, как и кровать. Одеяла старые, но не порванные, и я гадаю: неужели они у него с самого детства? Они грудой валяются на постели, и эта картина в сочетании с его темными кругами под глазами заставляет меня подумать о том, что он не спал.
– Лиам, – шепчу я.
– Я так и думал, что скоро увижу тебя здесь, – говорит он низким и грубым голосом. – Пришла убить меня, моя Королева? Или это ты, Каро?
Его слова сбивают меня с толку, но потом я понимаю, что Лиам принял меня за Охотника. Он шагает мне навстречу с безвольно повисшими по бокам руками, но его глаза горят, полные жизни и ярости.
– Люди говорят правду, – шипит он. – Я помог Джулс Эмбер сбежать из Эверлесса и путешествовал с ней. Я люблю ее.
От этого признания у меня перехватывает дыхание. Он любит меня. При мысли об этом в руках и ногах образуется невероятная легкость. Мне все еще тяжело дышать, но я снимаю маску и опускаю капюшон, поворачиваясь лицом к свету.
Лиам изумлен.
– Джулс… – шепот слетает с его губ, – я думал…
Я выпаливаю на одном дыхании:
– Только так я могла пробраться внутрь. Я…
В три коротких шага он пересекает пространство между нами и обнимает меня, зарываясь лицом в мои волосы. Обняв его в ответ, чувствую, как он дрожит. Кажется, что мы расстались годы назад: между нами целая жизнь и бесконечность непроизнесенных слов. Прижимаясь к его груди, вдыхаю знакомый запах, поднимаю голову, и наши губы встречаются.
От неожиданности он хватается за спинку кровати, а свободной рукой прижимает меня к себе. Я снимаю с него рубашку, касаясь пальцами теплой мягкой кожи на его спине. Не прерывая поцелуя, он срывает с меня плащ Охотника, ломая застежку, и черный шелк падает к нашим ногам. Я издаю удивленный вздох, Лиам крепче обнимает меня.
Наш последний поцелуй произошел в обстоятельствах, которые притупляли чувство реальности происходящего. Но теперь все по-другому.
Хотя сейчас глубокая ночь, мы бодры как никогда. Есть что-то отчаянное в том, как губы Лиама прижимаются к моим, шепча мое имя, но моя кровь слишком яростно стучит в ушах, чтобы можно было что-то расслышать. Я отвечаю на напор, прикусывая его губу, впиваюсь пальцами ему в спину в попытке притянуть Лиама еще ближе. Хочу восполнить все те разы, когда я отталкивала его.
Положив ладонь ему на спину, чувствую, как напряжены мышцы. Он прерывает наш поцелуй, и у меня вырывается стон протеста, но сразу же его губы касаются моих щек, подбородка. Он нежно откидывает мою голову назад и целует в шею, его губы распаляют меня, и все причины, по которым я боялась его и за него, держа нас на расстоянии, обращаются в ничто.
В этот момент я не Алхимик, а всего лишь Джулс Эмбер, одинокая, испуганная, жаждущая Лиама Герлинга, который протягивает мне руку спасения. И я понимаю, что он протянул мне ее еще раньше, в Монтмере, а возможно, и в Береговой Гавани или даже во время побега из Эверлесса. Магия не затронула какую-то часть моего сердца, и как-то незаметно во время наших странствий эта часть стала принадлежать ему.