Евграф Федоров

В предыдущем абзаце мы не случайно, что читатель уже и по опыту знает, поставили и выделили слово «точка». Именно на нее, как на геометрический образ, на это хилое скопление отрицаний, воплощенное ничто, каким-то чудом преображенное в положительное нечто, на котором Эвклид построил все здание геометрии, — именно на точку и обрушился со всем своим неистовством Евграф Степанович. Собственно, его Новая геометрия возникла из потребности переводить химические и кристаллографические знаки на язык геометрии, в чем нуждаются химики и кристаллографы. Само по себе это философская задача (понимая под философией объединенное знание — а именно такого определения и придерживался Федоров). В самом деле, почему точка? Только точка? Прямая и плоскость — совокупности точек. Евграф Степанович заменил образ

точки образом вектора — отрезка прямой с направлением. Впоследствии он выбирал основополагающим символом и другие геометрические образы (например, шар) и все равно достигал полной целостности всех теорем. (Ему принадлежит следующий афоризм: «Дайте мне новую теорему, я из нее выведу бесконечное множество других».)

Векториальная геометрия дозволяет легче выходить в бесконечность, нежели элементарная, которая ограничена тремя измерениями. В векториальной могут быть системы четырех, пяти и большего числа измерений. А это позволяет проектировать, изображать на бумаге, например, состав сложного химического соединения или пространственную решетку кристалла.

Ясно, что элементарная геометрия — часть Новой геометрии. В ней можно различить две струи: изучение геометрических образов с помощью методов проектирования (проективная геометрия) и учение о системах геометрических образов. В 1907 году Федоров собрал свои лекции и издал в виде учебника. «Конечно, этот замечательный труд нельзя считать простым учебником, — поясняет профессор Шафрановский. — Евграф Степанович устанавливает несколько новых геометрических систем. Кроме того, здесь даются основы изумительно стройной федоровской номенклатуры бесконечных совокупностей геометрических элементов…»

Продолжатели подхватили разные составные идеи Новой геометрии и разрабатывают их по сию пору. Новая геометрия действительно объединяла

знания, а значит, заплывала уже в философию…

Глава сорок четвертая

ПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА

В 1910 году Федоров был вынужден подать в отставку; истек срок его директорства, ученый совет его переизбрал, но министр Тимашев наотрез отказался выбор утвердить…

Это было несправедливо и оскорбило Евграфа Степановича, но в конечном итоге пошло ему на пользу, освободив от служебной нагрузки; он мог теперь всей душой, не отвлекаясь, предаваться музыке и размышлениям.

Наступает последнее десятилетие, быть может, самое неожиданное в его жизни, хотя бы уж потому, что последнее.

Внешне оно исполнено покоя, размеренного труда и почета.

Можно проверить любой день по дневникам Людмилы Васильевны: утром работа на кафедре или в домашнем кабинете (большею частью по составлению таблиц к необъятному по объему «Царству кристаллов»), чтение лекций, после обеда — фисгармония, скрипка; вечером математические записи в тетрадях.

Он по-прежнему много публикует. Выходит в свет обширное философское сочинение, рассматривающее процессы эволюции в биологии и неорганическом мире. (Любопытно, что в попутных замечаниях, касающихся вопросов этики, автор отрицает поиски «личного счастья» и толкует о вредности защиты гениев от гонений со стороны общества! Казалось бы, из всего им пережитого надобно бы сделать противоположные выводы.)

Он ведет жизнь мыслителя; родные оберегают его покой. Иногда неделями не покидает он института, месяцами — Васильевского острова. Прогулки ограничивает набережной.

Он теперь всесветно знаменит. Кристаллографы разных стран выражают ему признательность. Он академик Римской, Нью-Йоркской, Филадельфийской, Лондонской академий. Крупнейшие иноземные ученые посылают к нему своих талантливых учеников на стажировку. (У него два года учился Томас Баркер, ставший одним из видных кристаллографов в Англии.)

В 1912 году произошло событие, привлекшее к его учению особенный, можно сказать, сенсационный интерес.

Произошло оно в Мюнхене, и это, вероятно, не случайно. Здесь долгое время работали Л. Зонке и П. Грот, поклонник и пропагандист федоровского учения, и в научной среде прочно укоренились представления о решетчатом строении кристалла. Исходя из них, доцент Макс Лауэ поставил следующий опыт: пропустил сквозь кристалл пучок рентгеновских лучей и заснял их, отклонившихся от первоначального направления, на фотопластинку, поставленную за кристаллом. Успех опыта превзошел все ожидания. Было доказано, во-первых, что рентгеновские лучи имеют волновую природу, что решетчатая природа кристаллических структур существует на самом деле (прежде, строго говоря, это было гипотезой) и, в-третьих, что длины волн рентгеновских лучей соизмеримы с расстояниями между узлами решетки в кристалле.