Евграф Федоров

Конечно, это ошеломило кристаллографов. И даже самого Федорова! «Не могу воздержаться от заявления, что я никак не думал дожить до действительного определения расположения атомов в кристаллах, предусмотренного в прежних моих сочинениях» — такими словами начал он статью, в которой дал первые комментарии открытию Лауэ. «Это открытие первоклассной важности, — развивает он ту же мысль в письме к Н. А. Морозову, — потому что теперь впервые с полной наглядностью воспроизведено то, что нами лишь теоретически клалось в основу представления о структуре кристаллов».

Какое торжество ума! Какой праздник человеческого гения! В истории науки можно вспомнить, кажется, лишь один аналогичный сему случай: когда астрономические наблюдения над солнечным затмением 29 мая 1919 года подтвердили правильность теории относительности Эйнштейна, выведенной, как известно, априорно.

«Перед строгими кабинетными выводами, — повторим знаменитую фразу Федорова, однажды уже цитированную, — как бы преклонилась природа, и кристаллы расположились в тех системах, которые явились необходимым выводом из понятия о правильных системах точек…»

В 1913 году английские ученые отец и сын Брэгги дали первые расшифровки кристаллических структур. Тогда-то и появились известные ныне любому студенту-горняку модели структуры типа меди, поваренной соли, а позднее были расшифрованы структуры алмаза, цинковой обманки, пирита. Обо всем этом Федоров узнал из писем своего ученика Томаса Баркера («Фомы Фомича», как шутливо его звали в семье Евграфа Степановича, в кругу которой он провел два года). Федоров тотчас написал Брэггам (а затем повторил в ряде статей), что все расшифрованные структуры подчиняются и неминуемо должны подчиняться выведенным им за 21 год до этого 230 геометрическим законам.

Метод Брэггов, сообщал он в статье, опубликованной в журнале «Природа», «санкционировал экспериментально те теоретические выводы и построения, которые были сделаны до его появления, так что все пока полученные результаты входят в рамки возможных структур, предусмотренных раньше, а для этих структур были выработаны методы их выражения и изображения». (Недаром последующие исследователи справедливо отмечали, что успех рентгеноструктурного анализа был бы невозможен, не возникни задолго до него математическая теория структуры кристаллов, созданная в основном трудами Е. С. Федорова.)

Между ним и Брэггами установилась переписка.

В. Л. Брэгг — Е. С. Федорову 17 февраля 1914 г. «Дорогой сэр! Я очень благодарен Вам за письмо, в котором Вы даете рекомендации относительно способов описания пространственного расположения точек. Я с тем большим интересом рассмотрел Ваш метод, что для меня бывает весьма трудно описать структуру после того, как я ее надлежащим образом изучу. Если уже существует признанный способ определения положений атомов в кристалле, я был бы Вам весьма обязан, если бы Вы согласились сообщить мне его. Я попытаюсь описывать при помощи Вашего способа все те многочисленные кристаллы, с которыми мне приходится иметь дело, хотя они могут оказаться и чересчур сложными».

В 1958 году Брэгг-младший писал советскому федороведу Г. Н. Кованько: «Федоров был в то время для меня почти легендарной личностью, разработавшей 230 классов кристаллов… Для меня было воистину удивительным открытием, что великие люди, подобные Федорову… изучили внутреннюю геометрию кристаллов и дали твердое теоретическое обоснование нашей работе».

Да, в 1912 году Евграф Степанович стал легендарной личностью среди кристаллографов.

Судьба подарила ему это, словно пожелав уравновесить симметрией его жизнь: если в начале ее он познал невзгоды и страдания, то в конце — славу.

Однако это никак не отразилось на внешнем образе его жизни. Евграф Степанович продолжает бесконечные свои труды… Открытие Лауэ потребовало внести некоторые коррективы в его учение. «Оказалось, что на кристаллы никоим образом нельзя смотреть как на простые решетки частиц… на опыте плотность расположения атомов оказалась более важным фактором, чем плотность расположения частиц». В 1916 году впервые в его трудах появляется термин «кристаллохимия». «Открылась новая область научного ведения… в которой методы химии и кристаллографии слились».

Он живо откликается на все научные события, но события своей жизни воспринимает все более как-то отстраненно.

…Давным-давно, когда знакомился он еще с азами кристаллографии и жизнеописаниями ее творцов (и жизнеописание Стенона перечитывал не раз), невольно душа его смущена была предчувствием. Так ли уж безопасно вечное созерцание многогранников, этих геометрическх реалий, чудом в себя вобравших земную грубую плоть? Что сулит душе их холодно-величавый мир? Нирвану — но иссушающую, ясность — но обжигающую… постылость земных забот… захирение, гибель, сушь…