Евней Букетов

Чтобы узнать все свойства и поведение в разных реакциях того сырья, надо было проделать уйму черновой работы», — писал Евней Арыстанулы в своей книге. В результате были выявлены характерные свойства химического соединения, из которого хотели выделить редкий элемент (в данном случае речь идет о молибдене. — М. С). По результатам эксперимента аспирант опубликовал небольшую статью в научном журнале.

Спустя немного времени руководитель сказал, что Евнею пора определиться с темой диссертации. После долгих раздумий, посоветовавшись с Виктором Дмитриевичем, Евней выбрал тему, которая звучала так: «Извлечение молибдена из вторичных отходов редких металлов».

Опыты продолжались целый год. Евней приходил в лабораторию в восемь утра, а уходил около десяти часов вечера. А желаемого результата все не было. Не было даже отдаленных проблесков того, что исследование завершится удачей. Десятки раз аспирант опро-бывал теоретически правильную методику во всевозможных вариантах: менял температуру раствора, добавки — все напрасно, не шел в руки обманчивый, неуловимый молибден. Институтская лаборатория была не приспособлена для таких опытов, реактивы приходилось доставать в академических институтах, иной раз он был вынужден идти к коллегам в университет, чтобы выпросить на время нужный прибор для измерений. Но, увы… Элемент будто дразнил, то маячил перед глазами, то пропадал без следа. Пора было менять методику, направление поиска, но таинственные твердые осадки, иной раз оседавшие на дне лабораторных сосудов, удерживали молодого исследователя от последнего шага к отступлению. А ответ руководителя всегда был кратким: «Ищите, молодой человек!..»

Евней БУКЕТОВ. «Шесть писем другу»:

«Однажды тот металлический элемент, над извлечением которого я малоуспешно трудился, приснился мне в виде поросенка. Я увидел его в водоеме, наполненном раствором щелочи, применяемым мной в опытах. Когда же он вылез из него и отряхнулся, я прочитал в поперечных полосах на белом его теле латинское название моего металла. Я был рад тому, что металл, наконец, выделился, но мне было неприятно, что он был поросенком и что теперь, вопреки наставлениям матери, должен держать это поганое животное в руках. От ласкового хрюканья поросенка мне стало не по себе, и я проснулся…

Когда рассказал свой сон Гайнетдину (видимо, Халет Нурмагамбетов — коллега Евнея Арыстанулы, он поступил в аспирантуру КазГМИ на год раньше его. Впоследствии став профессором, долгие годы преподавал в этом же институте. —

М. С.), он от души посмеялся и всерьез добавил:

— Этот поросенок неслучайно тебе приснился. Тебе не меньше, чем на два месяца, надо завалиться в тартарары и постараться забыть все, пока мысли не вернутся в каком-то свежем виде. Видно, что ты, как говорят, дошел.

И в самом деле, на улице было лето, а я торчал в мрачном, затхлом полуподвале над малоудачными опытами. Я вдруг почувствовал, что мне эта лаборатория осточертела. Меня охватило какое-то равнодушие ко всему, что делал, потянуло в родные края, к матери, братьям, в свой аул. Решил обратиться к профессору, чтобы он дал мне положенный двухмесячный отпуск. Дмитрий Викторович, потирая руки (это свидетельствовало о хорошем настроении), посмотрел на меня и сказал:

— Что ж, отдых всегда необходим. Поезжайте и будьте до тех пор, пока не потянет снова в лабораторию. От отдыха тоже часто влечет к работе. Пожалуйста, счастливого пути!»