Японская политика стремилась всегда превратить Китай в свой сырьевой придаток, удерживать громадную страну на грани нищеты. Чжан же был на новом этапе своей карьеры заинтересован в поддержке собственной китайской буржуазии, надеясь оставаться вождем нации. И бывший хунхуз попробовал проявлять самостоятельность, принимать решения вопреки советам японских друзей и благодетелей.
Тогда были призваны специалисты из разведки Квантунской армии.
Доихара и его коллеги провели операцию с ювелирной точностью и блеском. В ночь на 4 июля специальный поезд, следовавший из Пекина в Мукден, имел в своем составе личный салон-вагон маршала. Проводив на столичном вокзале Чжан Цзо-линя, как того требовал протокол, японский советник Нанао и его адъютант Доихара вернулись в город, и полковник уселся к телефонному аппарату, продиктовал в трубку точное расположение вагонов поезда, а также внутреннюю структуру салон-вагона, включая место кресла маршала.
За несколько минут до прихода состава в пункт назначения, уже в пригороде Мукдена, на пути произошел взрыв. Сдетонировал заряд динамита, уложенный под рельсами. Взрыв пришелся точно на то место, над которым в тот момент мчался салон-вагон. Маршал и его свита погибли. Больше в поезде никто не пострадал. Точность расчета подрывников была такова, что состав, из которого на полном ходу был изъят один вагон, продолжил свой путь.
Неблагодарный хунхуз взлетел на небо.
Этой же ночью начался взлет и полковника Доихара.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Несколько лет спустя он уже избранный и любимый сын империи, начальник разведки Квантунской армии, обремененный задачей подбора, воспитания и заброски во все жизненно важные для Японии районы мира своих агентов, остро отточенный ум «расы Ямато».
Тогда, в 1928-м, с подчинением Маньчжурии пришлось повременить, к этой акции не в полной мере была готова Квантунская армия, недостаточно отмобилизованная, да и сменивший Чжан Цзо-линя на посту верховного правителя его сын не проявил рвения стать марионеткой. Надо было выждать.
Ожидание, наполненное для полковника Доихара напряженным созиданием разветвленной шпионской сети, в том числе в советском Приморье и Приамурье, длилось три года — в сентябре 1931-го военные руководители империи сочли, что час пробил, обстоятельства созрели. Настало время оккупации Маньчжурии — плацдарма для атаки на СССР.
Начальник русского отдела генерального штаба вооруженных сил Японии полковник Хасимото следующим образом разъяснит в дальнейшем смысл и направление задуманного:
«Я пропагандировал включение части территории Советского Союза в великую восточноазиатскую сферу взаимного процветания».
15 сентября на совещание в Токио был приглашен Кэндзи Доихара. Начальнику разведки Квантунской армии, уже полностью готовой к бою, дали понять, что нужен подходящий повод.
Всего три дня понадобилось дисциплинированному полковнику, чтобы справиться с заданием. 18 сентября им был организован еще один взрыв — на Южно-Маньчжурской железной дороге. В диверсии обвинили китайскую сторону. Квантунская армия, пылая негодованием, развернула боевые знамена и захватила Маньчжурию. На ее территории решено было создать послушное государство Манчжоу-го. Для этой цели требовалось подыскать надежного ручного правителя, лучше — со звонким именем, чтобы вылепить из него марионеточного императора захваченной провинции.
Доихара лично отправился вглубь Китая и совершил еще один подвиг во славу империи — вывез в Маньчжурию, в распоряжение Квантунской армии, последнего представителя китайской императорской династии Пу И. За полковником утвердилось негласное имя — «японский Лоуренс».
В то время, когда пробиралось к нему неведомыми тропами через кордоны очередное, несколько утомительное, донесение лейтенанта Дзудзи и к которому относится наш рассказ, плацдарм против СССР в Маньчжурии уже был создан, Доихара носил погоны генерал-лейтенанта, закончил академию японского генерального штаба и, кроме выполнения своих прямых обязанностей, готовился вступить в командование подразделениями армии, ориентированной на Номонхан-Дзикена[3]
.