Эворон

— Я тебе покачаю! — сказал бригадир и добавил шепотом:

— Она же девушка, а не парень. Забыл? Лучше смотайся в сопки, за цветами. А то — качать!

— Есть за цветами, — тихо ответил бетонщик.

Придуманная Валей и Павлом хитрость сразу же вывела бригаду в передовые по темпам доставки бетона к котловану. Все повороты настилов переделали, тачки теперь неслись без остановок. Стали наведываться на участок соседние бригадиры — «разнюхать», откуда взялись темпы, что за буза — бригада Славинского всегда ходила в середняках.

На котловане плотники сколачивали опалубки для бетонных кубов-блоков фундамента. Доставив раствор на место, Валя сгружала его в форму, трамбовала опущенным в густую жижу ломом. Все получалось у нее ловко и весело. Однажды, забетонировав очередной участок фундамента, она взяла кисть и вывела горячей смолой на остывающем бетоне три буквы — «ДВС».

— Еще зачем? — спросил бригадир.

— Обидно! — ответила Валя. — Весь наш труд так и останется под землей.

— А как же? — ответил Славинский. — Фундамент… Там ему и место.

— Разве не обидно? Фундамент вроде корней дерева, верно? На нем держится все здание! Пусть хоть будет вроде нашего клейма.

Славинский кивнул. Инициалы Деминой Валентины Семеновны показались ему подходящими для личного клейма бригады. Да и остальные бетонщики такую метку на фундаменте нашли подходящей.

— Наш опознавательный знак! — сказал Бородулин.

Вслед за Валей и другие рабочие стали выводить на бетонных блоках в глубине траншеи три буквы — «ДВС». Пусть останутся под землей, заставят когда-нибудь потомков поломать голову, поискать в архивах и старых газетах объяснение загадочным буквам!

Пришел вечером с билетами в кино — за Деминой — на площадку Неверов. Спросил:

— Это как понимать — ДВС?

Славинский хотел было ответить мотористу, но его опередила сама Демина.

— Очень просто, Паша. Дальневосточная сталь.

Бригадир удивленно посмотрел на девушку, потом на своих парней.

Чуть-чуть порозовел.

— Дальневосточная сталь? А мы думали…

— Что думали? — спросила Демина.

— Ничего, — ответил Славинский.

К зиме назначили Демину бригадиром женской бригады бетонщиц — пятнадцать девчат решили последовать ее примеру. Очень быстро они доказали, что могут трудиться не хуже парней.

В этом был свой смысл, который не все на стройке умели передать словами, но чувствовали точно: над страной, над миром нависла угроза нашествия фашизма. В парке над Амуром, где часто гуляли Валя и Павел, маршировали отряды ворошиловских стрелков, пели: «Если завтра война, если завтра в поход — будь сегодня к походу готов».

«Если завтра в поход», как бы заявила женская бригада бетонщиц, можете быть уверены в нас, ребята. Сможем заменить вас, довести строительство завода до конца!

Под Новый год она стала называться бригадой Вали Неверовой.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

В Комсомольск из крайкома передали радиограмму о бедственном положении недалекого — если бы не хребты Сихотэ-Алиня! — орочского поселка Уська. Предлагалось срочно изыскать средства переброски в поселок продовольствия и горючего по перевалам — со стороны моря велики заносы и завалы, тракторно-санный поезд из Совгавани застрял окончательно.

Однорукий Афоня Бельды вызвался повести караван, стали собирать продукты по баракам, готовить собачью упряжку. Об орочах — что это за люди такие? — знали немного, скупые слова радиограммы тоже мало что объясняли.

Решили сложить в нарты всего понемногу — и книги, и теплую одежду, и патефон, и медикаменты. В разгар сборов пришла вторая радиограмма, торопили. Оставалось одно: посылать на поиски поселка самолет.

Машину, законсервированную до лета, выкатили из ангара, поставили на лыжи. Оказалось, что кроме пилота она не сможет взять на борт ни одного человека — все пространство маленькой кабины заняли тюки и ящики с продовольствием, канистры с керосином. С картой в планшете в незнакомый угол Хабаровского края полетел Неверов — самый опытный учлет.

Он летел в морозной кабине, обрастая инеем, над хребтами и пропастями, над заснеженной тайгой, разыскивая внизу речку Тумнин, почти вслепую: в ложбинах и поверх марей лежал холодный туман.

Иногда его губы трогала улыбка: вспоминал свою первую машину, воспарившую над Волгой в Камышине, рванувшуюся в небо во всю мощь мотора — красного резинового жгута, вымоченного перед тем в мыльной воде для придания особой прочности и эластичности. Вспоминал нестерпимые слезы, когда меткая рогатка сбила обтянутую папиросной бумагой птицу, прервала полет.

Ладонями, локтями, спиной ощущал он прочность и надежность аэроплана, ровное биение цилиндров двигателя. Где ты, Камышин, видишь ли?

Чуть слышно попискивал в наушниках Комсомольск — на связи были механик Илья Саввич Черкасов и Валя, жена. Через два часа полета показалась кромка Татарского пролива, повернул на юг вдоль нее, отыскивая Совгавань и устье Тумнина. Оттуда — назад, на запад, на малой высоте, по ориентиру, пока не показались на пологом берегу бревенчатые дома и приземистые юрты.