Эворон

— Погоди, Людмила Парфеновна! — прервал ее Кочетовкин. — Богадельня!.. Суровый ты человек.

— О задачах надо думать. Кривую графика видел, Иван Семеныч? Цифры серьезные.

— Работать он пока не умеет, но мы научим, — продолжал Неверов.

— Я категорически возражаю.

— Но Горошка мы берем.

Когда Сергей ушел, Запрягаева постучала карандашом по столу и сказала Кочетовкину:

— Детство свое вспомнил, вот в чем дело. Никакой сознательности! Слушай, Иван Семеныч, тебе не кажется, что наш Неверов слегка загордился?

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

В новой бригаде Горошек почувствовал себя не в своей тарелке. И сам бригадир, и шлифовщик Головков, и сверловщик Греков, и фрезеровщик Катков показались людьми малопонятными — молчаливыми и замкнутыми дядьками. Он быстро разглядел причину замкнутости — новая бригада была поглощена делом, похоже — каждая минута у нее на учете. Неверов взял Федю к себе учеником, на круглошлифовальный. Показал и назвал основные узлы станка, его блоки, попросил внимательно прочесть табличку над станком — правила техники безопасности. Сказал: присматриваться к его работе, если что неясно — спрашивать. И как бы забыл о Горошке.

Федя понимал, что с прежнего участка его турнули за «нерадивость». Нерадивым, то есть бездельником, он себя не считал. Когда покрикивают и поглядывают — все из рук валится, кого хочешь спроси. На прежнем участке он уже начал привыкать к нотациям, и по инерции рассчитывал на такое же обращение. Здесь рабочие почему-то сговорились не глядеть в его сторону.

Сергей помнит: такая ситуация сначала сбила Федю с толку, а потом подействовала успокоительно. Он вздохнул свободнее. Получив от бригадира задание отшлифовать простую деталь, самостоятельно закрепил ее, включил обороты, подвел вращающийся абразивный круг и детали. Полетела мельчайшая сизая стружка в ящик. Скорость он сразу установил — 35 метров в секунду, заметив, что на такой скорости работает бригадир. Всего на какое-то неуловимое для Феди мгновение больше, чем надо, работал станок, и Неверов по слуху определил: ученик запорол деталь, перешел за допуски. Сразу после замера это понял и сам Федя.

Бригадир указал на вторую деталь и попросил только сбавить скорость. Да, Горошек в новой бригаде почувствовал спокойствие.

Он начал приглядываться. Участок делал коленчатые валы, втулки, оси, фланцы и другую темную штуку. Стояли здесь два шлифовальных, два сверлильных и фрезерный станок, на отшибе — новый многооперационный, в обтекаемом кожухе, как на рисунках в журнале «Техника — молодежи».

Повышенного интереса к бригадному хозяйству новичок не проявил, границ участка он не ощущал. Что этот станок — что тот. Слушал утренние задания Федя внимательно, но вопросов никаких не задавал. Сергей поручил Толе Головкову как-нибудь показать Феде завод, от заготовительного цеха, до сборочного, объяснить, для чего существует механический, какое место занимает в общей технологической цепочке.

Толя потом докладывал.

— Молчит, и все тут. Идет рядом, как глухонемой. Нудно ему здесь — вот что. Отстукало пол пятого — извинился и смылся. А я перед ним соловьем! Фразу не дал закончить…

— Не вошел во вкус, — утешал Толю бригадир.

— У него вкус другой, Сережа. Тряпье.

— Глупости. Он сирота, — качал головой Неверов.

В бригаде давно отладился приятельский порядок: вместе на работу, вместе с работы. Вместе на футбол или в кино. Жили все, за вычетом бригадира, в одной комнате. Вскоре после появления Горошка собрались на речку Усманку порыбачить. Однако в пятницу, накануне поездки, Федя объявил, что у него завтра «туговато со временем». Поехали рыбачить без ученика.

— Нашли ради кого стараться, — негодовал вслух Катков. — Министр, понимаешь, туговато со временем…

— Похоже — сбрехнул, — соглашался Греков. — И в театр на той неделе отказался.

В понедельник, выждав пару часов после окончания смены, Неверов постучался в федину квартиру. Горошка дома не оказалось. Соседка привела в угловую комнату. Здесь на диване, под пледом, лежала, астматически дыша, пожилая женщина. Сергей назвал себя. Хозяйка велела отвернуться — набросила халат, засуетилась, стала доставать из буфета сахар, чашки, включила электроплитку.

— Вы не беспокойтесь, — сказал Неверов. — Сыт я, на минутку забежал. Федя-то где?

— Где ж ему быть, на заводе.

Сергей поглядел на часы. Шел восьмой. Смена закончилась в четыре.

— А скоро придет?

— Да вы что, не знаете? Как всегда, часов в десять, а то и позже. Ваше дело такое, рабочее…

— Ладно, зайду в другой раз, — сказал Неверов.

2.

Он тоже, как и Горошек, пришел на завод в пятнадцать лет.

Такие обстоятельства сложились.

Вырос Сережа в семье Кочетовкиных, можно даже сказать — был сыном Ивана Семеновича и Зои Дмитриевны, если бы не одно: он носил другую фамилию.

Ту самую, что была написана синим химическим карандашом на фанерной дощечке, а дощечка болталась поверх пальто мальчишки, когда Иван Семенович впервые увидел его.

Зоя Дмитриевна много раз за минувшие годы просила мужа усыновить Сережу по всем правилам закона, но Иван Семенович противился.