Евреи, которых не было. Книга 2

Впрочем, была и кое-какая иная утопия, о которой тоже поведает нам господин Фейхтвангер: «До сих пор белым (обратите внимание на термин — им пользовались и Киплинг, и Джек Лондон, и Геббельс. — А. Б.) лишь однажды удалось без применения силы создать духовный национализм. Это удалось грекам. Политически побежденные, они завоевали мир своей культурой и на протяжении 5000 лет были господами мира. Задача Третьего Израиля мне представляется такой же. И решить ее можно без применения силы. В этом особенность истинного еврейского национализма: его смысл заключается в преодолении себя. В противоположность любому другому национализму, он стремится не утвердить себя, а раствориться в едином мире. Раствориться, словно соль в воде, которая, растворившись, становится невидимой и в то же время вездесущей и вечно существующей.

Усовершенствованный таким образом сионизм соответствует основной идее еврейства, мессианству… Целью истинного еврейского национализма является насыщение материи духом. Он космополитичен, этот истинно еврейский национализм, он мессианский» [151, с. 20].

Идея стать солью мира не имеет ничего общего с Марксом и Лениным, но эта идея близка… ну, по крайней мере, какой-то части еврейских юношей и девушек. Рывок за призраком утопии, может быть, и не вдохновит их, но зато может вдохновить идея равенства и справедливости (религиозная ценность в иудаизме), да и вот такая мысль — сделаться солью мира, незаметной, но вездесущей и необходимой приправой к чужому блюду. Может быть, еще и по этой причине меняли фамилии с еврейских на русские?

Делаться солью мира прямо велит Библия, весьма многие ее тексты.

«…Введет тебя Господь Бог твой в ту землю, которую Он клялся отцам твоим, Аврааму, Исааку и Иакову, дать тебе с большими и хорошими городами, которые ты не строил.

И с домами, наполненными всяким добром, которых ты не наполнял, и с колодезями, высеченными из камня, которых ты не высекал, и с виноградниками и маслинами, которых ты не садил» (Второзаконие, VII. 6–11) [152, с. 219].

А что? Вот они, большие и хорошие города: Петербург, Москва и Одесса, которых евреи не строили, а в домах этих городов навалом добра, которое пора прибрать к рукам. Когда Ларису Рейснер упрекали, что она слишком часто принимает ванны из шампанского (заметьте — за то, что «слишком часто» — и только), та лишь недоуменно щурилась: «Разве мы не для себя делали революцию?!».

«Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои и цари их — служить тебе… Ибо народ и царство, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся» (Исайя. 60, 10–12) [152, с. 773].

А что?! Казаки вот не захотели служить новой «соли земли», и что же? Тамбовские мужики вон восстали, так огнеметами их! А русская знать, Чичерин и Брусилов, служат вон, и все с ними в полном порядке, знают свое место.

«И придут иноземцы, и будут пасти стада ваши; и сыновья чужеземцев будут вашими земледельцами и вашими виноградарями» (Исайя, 61.5) [152, с. 774].

«И будут цари питателями твоими, и царицы кормилицами твоими; лицом до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих» (Исайя, 49, 23) [152, с. 765].

И вот у Бабеля в «Конармии» появляется умирающий «Илья, сын рабби, последний принц в династии». В его вещах «все было свалено вместе — мандаты агитатора и памятки еврейского поэта. Портреты Ленина и Маймонида лежали рядом. Узловатое железо ленинского черепа и тусклый шелк портретов Маймонида. Прядь женских волос была заложена в книжку постановлений Шестого съезда партии, и на полях коммунистических листовок теснились кривые строки древнееврейских стихов. Печальным и скупым дождем они падали на меня — страницы „Песни песней“ и револьверные патроны» [153, с. 138]. Кстати, и познакомились они, когда автора привели в гости к местному раввину.

Не думаю, что кто-то в силах представить себе аналогичное сочетание: портреты Ленина и Владимира Соловьева, стихи на церковнославянском, написанные на полях «коммунистических листовок». Так, чтобы револьверные патроны смешивались со страницами Четьи-Минеи. У русских так не бывает. А вот у евреев — бывало.

Солженицын описывает некого крупного деятеля в ГУЛАГе. Не повезло человеку, родился он в семье священника. Чтобы искупить этот позор, умный юноша убил отца, а на суде объяснил это классовой ненавистью. Ну, и продвинулся, сделал карьеру [154, с. 37].

Как видите, еврею, сыну раввина, не было нужды убивать отца. Положил портрет Ленина рядом с портретом Маймонида, взял под мышку Библию и материалы очередного партийного съезда… Что еще? Ах, да!!! Не забыть револьверные патроны, а то чем он будет убивать «патриотов и офицеров», их беременных жен и пятилетних сестренок?! Патроны необходимы. И все, и пошел строить сын рабби счастливую новую жизнь, а папа-раввин умиленно-расстроганно всхлипнет ему вслед: совсем мальчик стал большой, пошел повторять славные подвиги соратников Иисуса Навина.