Евреи, которых не было. Книга 2

Шульгину больше всего не нравилось в евреях то, как они реагировали на сам факт: они кому-то не нравятся. От этого они становились буквально невменяемыми и утрачивали способность к человеческой речи. Видимо, Шульгин уже в те времена имел дело в основном с идеологическими евреями, пусть и с носителями совсем иной идеологии, чем современные. Я вынужден сделать такой вывод, потому что, вообще-то, с евреями (как и со всеми остальными людьми) можно говорить о чем угодно, включая любые национальные проблемы. Вот идеологические евреи действительно становятся невменяемыми, стоит коснуться их идеологии.

Смысл этой истерики понятен: ведь ни малейшей критики не выдерживает ни одно из положений идеологии. То есть полагается-то считать их сугубо «научными», но что тут поделать… «Приходится» прибегать к трем самым обычным махинациям:

1. Ссылка на выдуманные факты.

2. Ссылка на ложные авторитеты.

3. Отказ слышать аргументы собеседника.

То есть собеседник высказывает заведомую чушь:

— Евреи — древнейший народ мира! Они плавили металл и познавали Единого Бога, когда вы еще ходили в шкурах!!!

— Вовсе он не самый древний. Ашкенази как раз очень молодой народ, ему самое большее лет четыреста.

— Нет-нет! Мы имеем в виду древний библейский народ, который…

— А какое отношение вы имеете к библейскому народу? Говорите вы на другом языке, обычаи совершенно другие…

— А иудаизм?! Религия-то та же самая! Мы сохранили ее! Об этом пишет… (тут называются имена ученых настолько великих, что про них никто и никогда не слышал).

— Да вовсе и не та же самая. Если эти… названные, так пишут, то они просто неучи. Иудаизм очень сильно менялся уже в библейские времена. Иудаизм времен пришествия Христа и II века по Рождеству Христову — это почти что разные веры…

— А у нас другое мнение!

В этом месте собеседник начинал тяжело, напряженно дышать, хвататься за сердце, а физиономия у него приобретала помидорный и редисочный оттенок.

Этим все и кончалось: взволнованно-возмущенный собеседник просто не мог вести со мной разговор на соответствующем уровне и делал единственное, что вообще оставалось в его силах: прерывал коммуникацию и нырял в родное мифологическое поле. То есть, попросту говоря, начинал отрицать даже самые очевидные факты и вообще отказывался проверять логикой свои партийные мифы.

Или вот еще диалог:

— Царская Россия преследовала евреев! Погромы! Ненависть! Царь лично приказывал!

— Вы знаете, что в окружении каждого царя из династии Романовых были евреи? И не только крещеные?

— Неправда! Таких евреев никогда не существовало!

— Уже у Петра были такие приближенные: Шафиров и глава всего Петербурга — Девиер, они оба евреи. А Перетц был одним из ближайших людей при Александре II.

— Таких людей не было!

— Шафирова не было?! Перетца не было?! Заглянем в учебник истории?

— Они все равно не были евреями!

Оба диалога я не придумал. Первый из них состоялся у меня с человеком по фамилии Кац, второй — с человеком по фамилии Гендельман. Или вот:

— А если завтра начнутся погромы?!

— Какие? Русские или еврейские?

— Русские… О чем вы?! Как могут быть русские погромы?!

— В Одессе евреи стреляли из пулемета, убили несколько русских людей. Вы имеете в виду, что они опять будут в нас стрелять?

— Какая чушь! Евреи никогда… Это придумали антисемиты! Кто вам сказал?

— Бабель разве антисемит?

— ?????

— Так ведь про пулеметный огонь у него очень подробно написано… Так он антисемит? Я правильно понял?

— Это, наверное, были не евреи… Это стреляли уголовники!

— Так ведь евреи имеют право быть и уголовниками. У них нельзя отнимать это право… Или это тоже антисемитизм?

— Конечно, антисемитизм! Надо же до такого додуматься…

— Жаботинский тоже антисемит?

— Что-ооо?!

— Так ведь насчет права всякого народа, и евреев тоже, иметь своих уголовников и вообще всяческих подонков он очень даже распространялся… Вас прямо слушать страшно: сначала Бабель, теперь вот Жаботинский… Кого ни затронь, все-то у вас антисемиты…

В этом месте собеседник обычно издавал такой звук, как будто наступили на хвост коту, но коту чудовищных размеров — где-то с бенгальского тигра.

Наблюдать это само по себе было приятно и увлекательно, а тут еще и невольные аналогии… Точно так же вели себя члены «Белого братства», когда я рассказывал им биографию матери-основательницы секты Марины Цвигун (Мэри Дэви Христос) или просил «святого» «вычудить» хотя бы одно, самое завалящее чудо.

Жизнь сложилась так, что в 1992–1993 годах я по просьбе чиновников краевой администрации близко познакомился с так называемыми «тоталитарными сектами» — особенно «Белым братством». Изучение психов совпало по времени с чисто семейными проблемами отъездов евреев в Израиль.