Еврейский камень, или собачья жизнь Эренбурга

Если бы бомба Штауфенберга покончила с Гитлером и заговор удался, то что бы ждало нас — я не имею в виду исключительно евреев! — и весь мир? Нюрнбергский процесс? Вряд ли! Скорее всего победители без действия союзников перебили бы главных нацистов и эсэсовскую элиту, расправившись с теми, кто привел Германию к краху. Можно с большой долей уверенности предположить, что стенограмма Нюрнбергского процесса никогда бы не увидела свет в том объеме и с теми компрометирующими немецкий народ подробностями, с какими она вышла впоследствии. Это безусловно. Да и состоялся ли бы сам процесс?

Впрочем, история не имеет сослагательного наклонения. Быть может, и к сожалению для некоторых! Но Эренбург жил в той современности, и история была для него чем-то иным, более материальным, кровавым и существенным — я человек все-таки другого поколения.

Проблему стоит обсудить

Однако у меня не возникает возражений, когда я читаю статью Эренбурга «У них», напечатанную в «Красной звезде» 23 июля 1944 года. Эренбург не ошибался, когда писал: «А генералы и офицеры, покушавшиеся на Гитлера, руководились не нравственными соображениями, а просто расчетом». О нравственных рассуждениях заговорщиков мы мало что знаем. Они воевали в первых рядах вермахта и исполняли свои обязанности, а значит, наносили незаживающие раны России. Никто из них не бежал в третьи страны, никто из них не отказывался носить заляпанный кровью мундир.

Прямой текст у Эренбурга по понятным причинам весьма незначителен по объему. Но то, что можно отнести к «расчетам», значительно крупнее и обширнее.

«У них не больше совести, чем у фюрера, — продолжал Эренбург, — у них больше здравого смысла». Можно согласиться, но можно и не согласиться. Формулы Эренбурга не надо отвергать с порога. Участники заговора готовили Германию к войне. Где тут место совести? Есть о чем поспорить. Они не к обороне готовили Германию, а к наступлению, к атаке, к броску — и не только на Восток. Надо серьезно обсудить, и именно в России: существовала ли у высшего немецкого генералитета и офицерства, вступивших в заговор, вообще подобная проблематика? В чем ее суть? Какие обвинения они выдвигали против русского народа, столь жестко ими взятого в клещи? Из каких поступков чисто морального свойства мы обязаны сделать благоприятные выводы для этого круга людей? У них нет оснований присоединяться к нашей критике сталинизма, у них был свой объект для критики. За моими словами многое стоит. Какими качествами отличалась совесть генерал-фельдмаршала Эрвина Иоганна Ойгена Роммеля? Или его коллеги Ганса Гюнтера фон Клюге? Перечислять можно до бесконечности. А как себя вели противники устранения Гитлера насильственным путем? Что сказать о генерал-полковнике Гейнце Вильгельме Гудериане, до апреля 45-го руководившем Генеральным штабом и встречавшемся с фюрером чуть ли не ежедневно, одновременно исполняя обязанности члена Суда чести, после которого тысячи офицеров, причастных к заговору, отправлялись прямиком на эшафот? Казни предавались те, кому в будущем предназначалось совершить поворот в военных обстоятельствах, переориентировать вермахт и продолжить сопротивление русской армии, хотя бы в виде блокады, на пути продвижения к Берлину.

У Гудериана и здравого смысла недоставало. Кое-кто из наших русских эмигрантов напирает на то, что Гудериан, дескать, профессионал. Если и профессионал, то довольно бессовестный и с весьма ограниченной потенцией в сугубо техническом отношении. Он ведь видел, что оснастка танков плохо сообразуется с зимними условиями. После московских сражений 41-го он уже знал, что Россию военными методами одолеть нельзя. Зачем же он возглавил Генеральный штаб, который фюрер нацеливал до последних дней на победу? Воевал бы себе на отведенном участке — и с концами! Нет, взялся прикрывать безжалостные приказы фюрера и по-прежнему торговал жизнями танкистов. Он выжил, нисколько себя не упрекая в том, что при его руководстве операциями Германия пришла к тотальному разгрому. Вину он, как и Гальдер, и Манштейн, перевалил на Гитлера. А по правде сказать, если бы не жестокость и безумная воля Бесноватого, то фельдмаршальским воеводам пришел бы конец года на два раньше.

Я помню следы прохождения железной армады Гудериана неподалеку от Киева. Три года земля стояла дыбом, пока ее не заровняли и успокоили.

— Что ж ты хочешь, хлопец, — с горечью усмехнулся сидевший у дороги старик весной 44-го. — То ж танки тут прошли гудериановские — его автомобилю путь расчищали. Лавиной неслись, перемалывая все на пути. Из-под гусениц фонтан бил крутой. Когда еще раны загоятся?!

Казалось, что раны земли никогда не «загоятся».