Европа-45. Европа-Запад

Выяснилось, что работа только начинается и что работы по горло. Этот Гйотль, несмотря на его докторство, оказывается, не имел никакого представления о том, из чего англичане делают бумагу для своих фунтов. Пришлось доставать настоящие английские банкноты, возить их по разным лабораториям, ждать, пока ученые кроты вынюхают все, что можно вынюхать из затертых бумажек, пока они порежут их, как лапшу, проварят в каких-то растворах, осмотрят, высчитают что-то. Финк терпеливо ждал выводов. Они были неожиданны. Англичане изготовляли свои фунты стерлингов из старого льняного полотна! Как начали изготовлять бумагу для денег в те времена, когда еще не знали целлюлозы, так и не меняли технологию до сих пор. Наверно, эти проклятые консерваторы не применяли и машин при этом, а готовили бумагу ручным способом. Во всяком случае, когда доктор Гйотль попробовал бумагу машинной выработки, ничего не вышло: бумага была какая-то сухая, она не обещала того богатства оттенков, той игры красок, которой отличались настоящие фунты.

Финк пустился на поиски специалистов. Перерыл все лагеря для пленных, но своего добился. В скором времени Гйотль получил нужную бумагу.

Остальное было делом времени и терпения, а также бурной организаторской деятельности Рольфа Финка.

Фунты начали печатать, поставили на них необходимые подписи, номера. Пяти-, десяти-, двадцати- и пятидесяти-фунтовые банкноты, новенькие — со скрипом — лежали стопками на столе у Финка, и он любовался ими, как дитя игрушкой. Ведь это все-таки был и его труд!

Но через неделю прибежал Гйотль — перепуганный, бледный, несчастный: эксперты установили, что на фальшивых фунтах слишком выразительно отпечатаны знаки. На настоящих фунтах под действием времени краска проникла в самую середину бумаги, и создавалось впечатление, словно знаки на бумаге чуть расплылись.

— Что же теперь будет? Что будет? — стонал доктор.

— Что будет? — спокойно переспросил Финк.— А ничего. Мы вызовем наших лабораторных кротов и прикажем им сделать так, чтобы на наших фунтах краска тоже расплылась.

— Я уже приказал это сделать. Но ведь обергруппенфюрер уже имеет эти фунты, те же, что перед вами. Что он скажет?..

Только через месяц Финк узнал о причине беспокойства оберштурмбанфюрера Гйотля.

Их обоих вызвали в Далем к Гейдриху поздно ночью. Приказано было прибыть немедленно.

Гейдрих был не один. Возле стола, облизывая сухие губы, торчал опять тот самый Карлсен. Обергруппенфюрер не пригласил эсэсовцев садиться, не предложил и сигар, оставил обоих у порога, долго молчал, бросая ледяные взгляды то на Финка, то на Гйотля, затем прерывисто проговорил:

— Карлсен, пожалуйста!

Обер-лейтенант выхватил откуда-то из-за спины газету, зашелестел ею, развернул, скрыл свое острое, как у борзой, лицо и пробубнил что-то на неизвестном Финку языке.

«Наверно, что-нибудь скандинавское»,— подумал Финк.

— Переведите,— приказал Гейдрих.

— Господа видят в моих руках британскую финансовую газету «Файненшел ньюс»,— сказал Карлсен.— Здесь помещено сообщение такого содержания. Как передает агентство Рейтер, португальская полиция в Лиссабоне обнаружила попытку пустить в обращение большое количество фальшивых английских фунтов стерлингов. Все данные указывают на то, что деньги эти сфабрикованы в Германии, близ города Франкфурта-на-Майне, где построена специальная фабрика для этих целей. На Трендил-стрит^[11]отказались прокомментировать эти сведения.

— А мы как раз хотим их прокомментировать,— вмешал-ся Гейдрих.— Кто первый? Финк!

— Я думаю, все это вранье,— сказал Финк.

— А вы, Гйотль? — Гейдрих повернулся к доктору.

Гйотль переминался с ноги на ногу, красные пятна выступили на его лице.

— Ну, что же вы молчите? — загремел Гейдрих.

— Я виноват,— промямлил Гйотль.— Я хотел попробовать, проверить... Мне не терпелось... Я понимаю, что сделал это в спешке, необдуманно... совершил преступление...

— Вы пустили за границу партию фунтов, которые оказались со временем несовершенными? — уточнил Гейдрих.

— Да: Именно так. Я говорил об этом господину Финку.

— Осторожнее, господин оберштурмбанфюрер,— возвысил голос Финк.— Что-то я не слышал от вас таких признаний. Вы чего-то боялись, но чего именно, я так и не понял. Может, вы боялись ночной темноты или серого волка — разве же я знаю!

— Заткните глотку, Финк,— приказал Гейдрих.— Обер-штурмбанфюрер Гйотль, вы уясняете себе тяжесть совершенного вами?

— Яволь!

— Я прикажу вас судить. Прикажу расстрелять без суда! Вы это знаете?

— Яволь!

— Поскольку в иностранной прессе появилось такое сообщение, мы не можем не реагировать на него. Теперь нам надо разрушить близ Франкфурта какую-то фабрику, заявив, что это как раз то, о чем писала английская газета, а вас судить, как главного виновника. И имейте в виду: приговор будет беспощадным.

— Но, герр обергруппенфюрер,— несмело проговорил Гйотль.— Я хотел только проверить, я хотел только для нашего дела... И потом... Ведь когда в двадцать седьмом году была обнаружена во Франкфурте группа фальшивомонетчиков, их оправдали...

— Карлсен, поясните,— приказал Гейдрих.