Европа-45. Европа-Запад

Он слышал слово «Сталинград». Знал, что Ленинград и Сталинград фашисты считали идеологическими бастионами коммунизма. Он видел немцев, которые носили на руках черные повязки, после того как армия Паулюса была разгромлена под стенами волжского города. Те немцы, среди которых он жил и которых презирал, содрогались от одного лишь слова «Сталинград». И вот теперь Раймонд присутствовал при торжественной церемонии организации партизанского отряда. Не было ни барабанного боя, ни звуков фанфар, ни шелеста знамен. Ни в каких штабах не планировались операции отряда советского лейтенанта Михаила Скибы. Но отряд этот уже жил и носил гордое название «Сталинград». Он уже выступал в поход, уже действовал.

Все ломалось вокруг Раймонда Риго, как ломается весной хрупкий лед на Сене. Ценности, которыми он дорожил, отступали перед всеобъемлющей силой кучки удивительных людей. А те ценности, которые он отбросил словно ненужные черепки, вдруг приобрели вес.

— Послушайте, — сказал Риго. — Я не знаю, что у вас получится, и вообще не очень-то верю во все ваши красивые жесты. Но я переведу вас через Рейн, иначе вас переловят на Кельнской равнине, как куропаток.

— Пан Дулькевич, — попросил Михаил поляка, — подите, пожалуйста, смените Юджина и Клифтона. Надо, чтобы они тоже знали об организации нашего отряда и...

Он бросил быстрый взгляд на француза.

— И о согласии мосье Риго провести нас в тех местах, которые он хорошо знает.

— Да, — француз наклонил голову. — Именно в тех местах, которые я достаточно хорошо знаю.

ИТАЛЬЯНСКОЕ КАПРИЧЧИО

Многие прекрасные намерения часто остаются неосуществленными, в то время как злые дела доводятся до конца, хоть и несут они людям только муки, страдания и погибель.

Устранив Финка, Кальтенбруннер сразу же вызвал в Берлин доктора Гйотля, принял его со всей приветливостью, на какую только был способен, сказал, что ему приятно познакомиться с земляком, и приказал продолжать дело, которое Гйотль начал еще при Гейдрихе.

— Только никаких фабрик, никаких лабораторий в Берлине,— сурово предупредил Кальтенбруннер. — У нас для этого есть лучшие места. Карлсен, вы подыскали подходящее место?

— Так точно, герр группенфюрер, —склонив голову, промолвил Карлсен, который присутствовал при беседе. — Я полагаю, что лучше всего будет делать это в концлагере Заксенхаузен, в Ораниенбурге. Мною уже отобрано нужное количество евреев-специалистов...

— Помните, — предупредил Кальтенбруннер обоих. — Помните, что все надо выдержать в духе глубочайшей тайны. Никто не должен знать больше, чем ему положено, как сказал наш фюрер. Малейшая попытка распустить язык закончится этим, — он сделал красноречивый жест, проведя ребром ладони по шее.— С подчиненными там, в Заксен-хаузене, не нянчиться. При одном намеке на непослушание — Индустриенгоф.^[26]Понятно?

— Яволь! — почти одновременно гаркнули шеф великой аферы и его «консультант».

Вскоре Ораниенбургский «монетный двор» стал выдавать свою продукцию. Пачки новеньких фунтов стерлингов ложились в окованные железом ящики, заполняли их, согревали уставшее от забот сердце доктора Гйотля, вызывали какой-то невиданный блеск даже в мутных глазах всегда спокойного и уравновешенного Карлсена. Теперь на очереди было главнейшее задание — распространение фальшивых банкнот. Легко навязывать побежденному разноцветные бумажки, называя их деньгами и выкачивая за них из захваченной страны все те товары, которые не имеешь возможности захватить открыто. Так было с «краковскими злотыми» в Польше, с «остмарками» на оккупированных территориях Советского Союза, так было в Северной Африке, где американцы ввели знаменитые «доллары с желтой сеткой», так должно было быть во Франции, для которой союзники уже готовили «франк вторжения».

Однако навязать силой фальшивые деньги нейтральным странам, которые торгуют с тобой не по принуждению, а ради выгоды, убедить вежливых коммерсантов в светлых галстуках, что ты предлагаешь им не фальшивые бумажки, а настоящую валюту, — на это требуется настоящая ловкость.

Доктору Гйотлю было приказано найти человека, который смог бы без риска для дела обменивать фальшивые фунты на полноценное золото, швейцарские франки и американские доллары. Может быть, получая этот приказ, оберштурмбанфюрер Гйотль и вспомнил не без сожаления своего бывшего сотрудника, великого практика Рольфа Финка, а может, и не вспомнил: за это время он развил в себе самом не только «научные таланты», но и типичный гестаповский нюх на все преступное, хитрое, грязное. Он знал, что во всех опасных и сомнительных делах надо надеяться прежде всего на себя, используя других, как использует жокей перво-классного скакуна, чтобы первым домчаться до финиша и получить приз.

Швейцарские друзья, которым Гйотль не имел основания не верить, порекомендовали ему человека по имени Швенд.