Европейское путешествие леди-монстров

Наконец Мэри ненадолго задремала и сама. День был такой длинный! В Амьене к ним подсела старушка-француженка с мягким венчиком белых волос под черной соломенной шляпкой, в черном вдовьем креповом платье. Она дружелюбно кивнула им и представилась как мадам Корбо. Мэри пересела на сиденье рядом с Дианой, велев той сесть как следует, но Диана просто положила голову Мэри на колени и продолжала спать. Старушка по-французски обменялась несколькими любезностями с мистером Джастином Фрэнком. Она была из Амьена и направлялась в Париж, где у нее жила дочь в dix-huiti`eme arrondissement[6]. Может быть, они хотят посмотреть фотографии ее внучки? Такая хорошенькая девочка, и такая послушная! А, так они из Англии – там ведь всегда идет дождь. Мадам Корбо выразила надежду, что им понравится Франция, а затем, проворно стуча спицами, принялась за вязание. На полпути между Амьеном и Парижем она достала из своей корзинки (это был весь ее багаж) какую-то жестянку, а из нее – сверток в оберточной бумаге. «Voudriez-vous?[7]» – спросила она, протягивая его Мэри. В свертке оказались бисквиты, похожие на маленьких улиток. Мэри с благодарностью взяла один, затем, по настоянию старушки, второй. Внутри у них был абрикосовый джем, и они были вкуснее любого английского бисквита, какие она когда-либо пробовала. Жюстина тоже взяла два. Невероятно, но Диана не проснулась даже от запаха еды.

Диана: – Эй, вы мне ничего не говорили про бисквиты! Надо было меня разбудить.

Кэтрин: – Они не могли. Это одно из правил клуба «Афина»: не будите спящую Диану.

Диана: – Где это записано? Нет, серьезно, покажи.

Мадам Корбо тоже съела несколько бисквитов, а затем снова принялась за вязание, позвякивая спицами в такт стуку колес. К тому времени, как они подъехали к Парижу, она успела связать целый чулок.

Мэри смотрела в окно на приближающийся город. Сначала поля и фермы вдалеке сменились отдельными виллами, окруженными садиками с цветами и овощными грядками. Затем появились первые здания знаменитой столицы.

О, Париж! Нет в мире города красивее. Лондон величественнее, Вена – интеллектуальнее, Будапешт очаровательнее. Но самый красивый – безусловно, Париж.

Мэри: – Нет уж, спасибо, я предпочитаю Лондон.

Беатриче: – И ты ведь еще не видела Флоренции! Если бы видела, то признала бы, что она красивее всех городов на свете. Я до сих пор помню, как рассвет золотит стены домов…

Жюстина: – Женева тоже очень красивая. У меня сохранились о ней только смутные воспоминания, но я помню высокое синее небо и горы вдалеке.

Диана: – Мэри права, Лондон и только Лондон. Пускай тут водорослями воняет, но это наши водоросли.

Кэтрин: – Не могу представить себе лучшей рекомендации!

Диана: – Это сарказм, да?

К тому времени, как они подъехали к вокзалу Гар-дю-Нор, Мэри впала в состояние летаргии, обычное для путешественников, долго едущих в поезде. Поезд движется совсем не так, как экипаж, – наши читатели наверняка это заметили, если имели возможность сравнить. В экипаже человека то и дело подбрасывает. Походка лошадей, состояние дорог – все это делает движение резким, непредсказуемым: никогда не знаешь, когда колесо провалится в колею или наедет на камень. А поезд катит по рельсам плавно, с одной и той же скоростью. Под стук колес можно даже заснуть, что Диана так наглядно продемонстрировала.

Неожиданно для Мэри Жюстина толкнула ее локтем и сказала:

– Уже подъезжаем.

Мэри выглянула в окно. Теперь был виден уже сам город, во всяком случае, его многоквартирные дома, первые этажи которых занимали магазины. Вид был похож на лондонский, только более французский, хотя она не могла определить, в чем эта французскость заключается. Мэри встряхнула Диану:

– Вставай. Мы уже подъезжаем.

– Ну так скажи, когда подъедем, – ответила Диана, не открывая глаз.

– Ну уж нет, вставай. У меня из-за тебя нога затекла, теперь будет колоть, как булавками. Садись давай, пока я не встала и не сбросила тебя на пол.

Диана села и сонно протерла глаза.

Нога у Мэри мало-помалу стала отходить. И почему так больно от того, что даже серьезного вреда не причиняет? Ощущение было такое, словно ее колют самыми толстыми булавками и необычайно острыми иголками.

Мадам Корбо наклонилась к ней и похлопала ее по колену.

– It est beau, votre fils, madame. Regardez que les cheveux rouges![8]