Exemplar

Однажды, сидя, он погрузился в тихий покой. И вот, после того как миновали его деятельные чувства и помыслы[213]

, ему показалось, что он возведен в некую мысленную страну, и в основании его души нечто прорекло так: «Выслушай, выслушай исполненное радости слово, его же Я перед тобою прочту!» Он слегка наклонился вперед и принялся старательно слушать. Нечто стало произносить слова на латыни; то было из главы, читаемой во время молитвы девятого часа сочельника Рождества: «Non vocaberis ultra derelicta, etc.», по-немецки сие звучит так: «Не будут уже тебя называть “оставленным Богом”, а твою землю — “пустынею”. Ты будешь называться: “Божья воля на ней”, и твоя земля будет возделана, ибо небесный Отец имеет благоволение к тебе»[214]

. Вычитав эти слова, нечто начало читать их опять, и так до четырех раз. Удивленный, Служитель спросил: «Любезная, что ты имеешь в виду, многократно читая предо мною эти слова?» Он отвечал: «Сие Я делаю для того, чтобы укрепить твое доверие к Богу, Коему угодно наделять землю Своих друзей, иначе говоря, их смертную плоть, всем потребным Ему. И где у них отымется с одной стороны, там приложится с другой в том, в чем они терпят нужду. Посему и с тобою Бог поступит по-отцовски». Воистину, все ровно так и случилось, так что иные сердца рассмеялись от радости, и [те] восславили Бога, чьи очи плакали от сочувствия.

Произошедшее со страждущим мужем походило на то, как дикими животными бывает растерзан мертвый, лишенный шкурки зверек, но на нем еще остается малая толика плоти; тогда на него налетают голодные оводы и прочие насекомые, полностью обнажают обглоданные кости и разносят с собой по воздуху то, что было ими высосано. Точно так же и он был разнесен по дальним странам благопристойными, судя по внешнему виду, людьми. И такое творили они посредством добрых речей и осмотрительных увещаний, во свидетельство дружбы. Но правды в том не было. Из-за этого в его сердце однажды закралась нехорошая мысль: «Ах, милостивый Боже, пострадавший лишь от евреев, язычников либо отъявленных грешников может все как-нибудь вынести. А если терзают люди, сказывающиеся твоими добрыми друзьями, то сие приносит несравненно худшую боль». Однако, придя в себя и рассмотрев дело с подлинным смирением, он перестал их обвинять, признав, что через них действовал Бог, а ему надобно все претерпеть, и что Бог зачастую готовит Своим друзьям наилучшее посредством Своих же друзей.

Однажды — при рассмотрении разумом оных прискорбных событий — ему было сказано так: «Подумай-ка, ведь Христос, наш Господь, возжелал иметь при Себе не только любимого Им апостола Иоанна или верного святого Петра, но был согласен оставить подле Себя и злобного Иуду. А ты, желая быть последователем Христа, не хочешь терпеть при себе своего Иуду?» Но на это тотчас ответила внезапная мысль: «Увы, Боже, имей страждущий друг Божий одного только Иуду, это было бы еще терпимо. Ныне же пришли времена, что каждый уголок полон иуд, и когда отходит один, на его место приходят четверо или пятеро». На сию мысль был внутри дан такой ответ: «Для человека, если он праведен, никакой Иуда не будет в собственном смысле Иудой; сей должен стать ему соработником Божиим, посредством которого он бывает препровожден к своему наилучшему. Когда Иуда предал Христа целованием, то, назвав его Своим другом, Христос вопросил: “Друг Мой, etc., [для чего ты пришел]?”»[215]

Пока несчастный сей муж долго и тяжко страдал, у него все еще оставалось маленькое утешение, бывшее опорой ему: оно состояло в том, что о его тяжелом бремени еще не было ведомо судьям и прелатам Ордена. Но и сие утешение Бог у него в скором времени отнял, ибо в тот город, где злобная блядь оклеветала благочестивого Служителя Божия, вместе прибыли высший начальник целого Ордена и начальник, поставленный над немецкими землями[216]. Когда бедный муж, проживавший тогда в другом месте[217], услыхал эту новость, в нем совсем обмерло сердце, и он подумал [в себе]: «Если магистры поверят тому, что против тебя говорит сия злая баба, то тебе конец... Они наложат на тебя такую страшную епитимью, что для тебя многим лучше была бы телесная смерть!» Томительное ожидание продолжалось целых XII дней и ночей, с часу на час он ждал наложения мучительной епитимьи, если магистры приедут в то самое место.