Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Я совершенно не отрицаю необходимость в сокрытии информации (особенно в лагере или тюрьме – об этом речь пойдет в разделе «Эзопов язык в неволе»), но тем менее мне кажется важным обратить внимание читателя на другую функцию тайных языков, практически проигнорированную современными отечественными исследователями. На эту особенность в страшных обстоятельствах обратил внимание известный филолог Дмитрий Лихачев. В 1928 году будущий академик был арестован и до 1931 года находился в Соловецком лагере, где имел несчастье близко изучить этнографию и язык преступного мира. В 1935 году, после возвращения из «Соловков», он пишет статью о воровской речи (причем пишет ее на эзоповом языке – если читатель не знает, где Лихачев собирал материал, то никогда не догадается). И в этой статье Лихачев пишет о том, что криминальный жаргон, который он наблюдал довольно близко, вовсе не использовался для конспирации. «Воровская речь может только выдать вора, а не скрыть задумываемое им предприятие: на воровском языке принято обычно говорить между своими и по большей части в отсутствии посторонних»20.

Спустя 40 лет лингвист Бхактипрасад Маллик, изучавший бенгальское криминальное арго, спросил 400 своих собеседников, зачем им этот жаргон21. Самым популярным ответом было ожидаемое объяснение про необходимость конспирации (39,5%), но вслед за ним шло и другое, не менее популярное: это просто «просто тяга к красоте речи», стремление выделиться с ее помощью (33%).

Стремление говорить на тайном языке внутри своей группы вряд ли возникает на пустом месте. Социолингвист Майкл Халлидей считал, что непонятная для окружающих речь позволяет создать и поддерживать собственную иерархию, которая не просто дополняет, но переворачивает привычную для этого мира социальную структуру. Поэтому Халлидей предложил называть тайные профессиональные языки – антиязыками22

.

Согласно идее Халлидея, антиязыки создают альтернативную реальность по крайней мере двумя способами. Во-первых, практически не трогая синтаксис и слабо меняя фонетику и морфологию, антиязыки сильно перестраивают свой лексический состав (такое явление Халлидей называл релексикализацией). Язык офеней и воровской жаргон23 и любой тайный профессиональный язык включают в себя набор новых, существующих только внутри социальной группы слов. Во-вторых, некоторые понятия внутри группы перепредставлены количественно. Мы все сталкивались с этим явлением (особенно страдают переводчики). Откройте любой словарь сленга: вы увидите длинный ряд слов, которые, по сути, означают только одно понятие. Например, в тайном бенгальском языке, распространенном в криминальной сфере Калькутты 1970-х годов есть 24 специальных слова, нюансированно передающие понятие «молодая девушка»

24. Они подчеркивают ценности, важные внутри данной группы: жаргонные слова усиливают патриархальные отношения и часто описывают женщину как пассивный сексуальный объект.

В 1990 году польский лингвист Анна Вежбицка, эмигрировавшая в Австралию, написала статью «Антитоталитарный язык в Польше»25

. В этой ставшей очень известной работе Вежбицка уточняет и дополняет многие идеи Халлидея. Она описывает антиязык как «языковую самооборону», возникшую в социалистической Польше 1970–1980-х годов. Носители польского антиязыка – не криминальное меньшинство (как считал Халлидей), а большинство жителей Польши, и для них антиязык является не выученным, а родным. Но самое главное – это язык политической борьбы: он помогает говорящему оказаться вне правил социалистической системы, разрушить ее, предложив альтернативные (часто обидные или презрительные) названия для сакрализованных объектов. Например, тайная политическая полиция официально называлась Отделом государственной безопасности, и ее сотрудники говорили «Безопасность» или «аппарат», а носители польского антиязыка – только «УБ» (Urzad Bezpieczenstwa). Формально это просто обычная аббревиатура, но, по утверждению Анны Вежбицка, ее использовали – с оттенком презрения – только те люди, которые воспринимали себя вне этой системы и даже в оппозиции к ней. Кроме того, аббревиатура УБ слегка созвучна слову ubikacja (‘уборная’).