Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

поколению. Эта независимость духа, эта искренность, с какою он высказывал

свои мнения, насколько позволяли ему условия печати, сделали его любимцем

публики, любимцем подрастающих поколений. Весь либерализм наших

либералов из любой иностранной книжки можно вычитать, но русскую душу

можно узнать только в глубоком писателе-человеке. И вот почему к нему ходили

как на исповедь, ему делали невероятные признания, в силу его слова верили и

стар и млад. Как общественная личность, как личность политическая, он не может

быть объяснен в данный момент, не может быть объяснен одними своими

произведениями. Пусть явятся воспоминания, пусть явится переписка, но многое

он унес с собой, много такого благородного, такого любящего и глубокого, о чем

можно только догадываться, что можно только чувствовать по некоторым

страницам его произведений,

Я не могу собрать воедино все те черты этой личности, которые

заставляли любить его, которые наполняли меня беспредельным уважением к

нему. Я чувствую, что в этом маленьком очерке все разбросано, что в нем, может

быть, упущено самое важное, я чувствую также, что и условия печати потребны

более широкие, чтоб изложить с достаточною ясностью его убеждения

политические и нравственно-философские. На продолжение своего "Дневника" он

смотрел отчасти как на средство выяснить все это и завязать узел борьбы по

существенным вопросам русской жизни. Все это теперь кончено, кончен и

замысел продолжать "Братьев Карамазовых". Алеша Карамазов должен был

явиться героем следующего романа, героем, из которого он хотел создать тип

284

русского социалиста {9}, не тот ходячий тип, который мы знаем и который вырос

вполне на европейской почве...

Все это кончено. Уста смолкли навек, горячее сердце перестало биться.

Похороны его, вынос его тела - общественное событие, невиданное еще

торжество русского таланта и русской мысли, всенародно и свободно признанных

за русским писателем. Зрелища более величавого, более умилительного еще

никогда не видал ни Петербург и никакой другой русский город. Ничья вдова, ничьи дети не имели еще такого великого утешения - свою скорбь смягчить таким

выражением общественной признательности к близкому им человеку, свою жизнь

наполнить воспоминанием о незабвенном великом дне, хотя он был днем вечной

разлуки.

Это были не похороны, не торжество смерти, а торжество жизни, ее

воскресение.

И. И. ПОПОВ

Иван Иванович Попов (1862-1942) - известный русский революционер-

народоволец. В 1882 году окончил Петербургский учительский институт, стал в

этом же году членом центрального кружка "Народная воля". Был арестован по

делу Лопатина, Якубовича-Мельшина и др. и выслан в административном

порядке в Кяхту Забайкальской области. В Сибири был редактором газеты

"Восточное обозрение" и журнала "Сибирский сборник". С 1906 года поселился в

Москве, принимал активное участие в общественной и культурной жизни

столицы: был председателем Литературного общества после В. Брюсова,

сотрудником газеты "Новь", работал в Московском краеведческом музее.

После Великой Октябрьской революции, будучи членом Общества быв.

политкаторжан и ссыльнопоселенцев, Попов проделал огромную работу по

увековечению памяти народовольцев. Ему принадлежат биографические очерки:

"Ковалик", М. 1926; "Г. Лопатин", М. 1930; книга "Минувшее и пережитое", Л.

1924 (2-е изд., 1933) и др.

Настоящий отрывок из "Минувшего и пережитого" - единственный

печатный источник, показывающий отношение будущего народовольца к

Достоевскому.

Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ, ЕГО ПОХОРОНЫ

(Из книги "Минувшее и пережитое")

На втором курсе института я познакомился с Ф. М. Достоевским. Мы,

молодежь, признавая талант и даже гениальность писателя, относились к нему

скорее отрицательно, чем положительно. Причины такого отношения

заключались в его романе "Бесы", который мы считали карикатурой на

285

революционных деятелей, а главное - в "Дневнике писателя", где часто

высказывались идеи, по нашему разумению, ретроградного характера. Но после

знаменитой речи Достоевского на Пушкинских торжествах в Москве, которую

приветствовали и западники, и славянофилы, и молодежь, под гипнозом общего

настроения и наше отношение к нему изменилось, хотя речи мы не слыхали.

Знаменитая речь произвела впечатление не столько своим содержанием, сколько

по форме. В ней проводились идеи, не приемлемые для западников и особенно

для бунтарски настроенной молодежи, которая не могла принять призыва

Достоевского - "смирись, гордый человек". Речь дала нам в институте за вечерним

чаем богатый материал для споров, в которых приняли участие и преподаватели.

Я принадлежал к небольшой группе левого крыла, возражавшей против речи. Тем

не менее, в конце концов, увлеченные общим порывом, мы даже в "Дневнике

писателя" стали находить не только приемлемые, но и приятные для нас суждения

и комментировали их по-своему. Так, в рассуждениях Достоевского о "сермяжной

Руси", которую если призвать, то она устроит жизнь хорошо, так, как ей нужно, мы усматривали народническое направление, демократические тенденции.

Достоевский завоевал симпатии большинства из нас, и мы горячо его