…вот мой совет: просмотри, исправь, переделай мою статью, как хочешь; я отдаю ее в твое полное распоряжение, и потом, не мешкав, напечатай ее, где хочешь, в каком-нибудь многочитаемом журнале, хотя в «Северной пчеле», только
Далее мы еще вернемся к этим строкам, комментируя сказанное и подразумеваемое. Пока же отметим: получив статью, ни в одно печатное издание Глинка ее не передал. И в этом смысле совету друга не последовал. В отличие от другой рекомендации, данной Мельгуновым: «…после же представления попроси Одоевского, чтоб написал подробный обзор оперы и поместил его как в петербургских, так и в московских журналах»[249]
.С Одоевским Глинку также связывали давние дружеские отношения. Как известно, их общение установилось еще в «предсусанинскую пору», скрепленное общим увлечением музыкой[250]
. Одоевский с восторгом отнесся к перспективе сценического воплощения оперы. Тем более, что сам деятельно участвовал в создании сочинения[251], а позднее присутствовал на репетиции, подстраховывая заболевшего композитора[252]. Иными словами, Одоевский, в отличие от Мельгунова, еще до премьеры хорошо знал оперу, являясь в некоторой степени ее «соавтором» и «гимнопевцем»[253].Просил ли Глинка Одоевского, как и советовал ему Мельгунов, написать и опубликовать статью о «Жизни за царя», неизвестно. Но о подготавливаемой приятелем публикации, бесспорно, знал[254]
. С этой точки зрения появление в «Северной пчеле» через 10 дней после премьеры пространной статьи «Письма к любителю музыки об опере г. Глинки “Жизнь за царя, или Сусанин”»[255] не было для композитора неожиданностью, как не было секретом и имя автора, скрывавшегося за инициалами К. В. О. (то есть князь Владимир Одоевский).Вполне вероятно, что Глинка знал и о статье, опубликованной в Москве: «О новой опере г. Глинки Жизнь за царя. Письмо к Наблюдателю из С. Петербурга от 10 декабря 1836 года»[256]
. Не исключено, что это и была та самая статья для московского журнала, о необходимости которой писал Глинке Мельгунов. Созданная по «настоянию» Одоевского[257], а возможно, и под его руководством, она очевидно перекликалась с той, что появилась в «Северной пчеле». Однако, о статье в «Московском наблюдателе» Глинка в «Записках» не вспоминал. О статье К. В. О. в «Северной пчеле» упомянул лишь в письме к матери, да и то как об информации о состоявшейся премьере.Между тем, статья Одоевского – подробная, демонстрирующая серьезное понимание автором специфики музыкального мышления и особенностей авторского стиля Глинки, была настоящим событием. «Северная пчела» могла гордиться такой публикацией, тем более что в глазах посвященных в тайны журналистского мира ее появление было фактом знаменательным для непростых отношений Одоевского, принадлежавшего к числу «литературных аристократов», и Булгарина и Греча, представлявших «торговую журналистику».
Инициалы К. В. О., поставленные в конце статьи, конечно, «читались» не только Глинкой. В этом секрете Полишинеля было что-то очень характерное для русской культуры. И дело здесь заключалось не только в нежелании открыто связываться с «низкой» журналистской деятельностью. Напомню, что и Мельгунов в случае публикации его статьи в «Северной пчеле» просил об анонимности: живя в Ганау, он активно контактировал в 1830-е гг. с Г.-И. Кёнигом и готовил вместе с ним книгу «Очерки русской литературы» (1840), в которой были подвергнуты острой критике «торгашеские литераторы» Булгарин, Греч и Сенковский[258]
. Мельгунову, конечно, было не с руки объявлять о своем авторстве статьи для «Северной пчелы» и, таким образом, о сотрудничестве с поносимым им Булгариным. То же, собственно говоря, можно сказать и о Неверове, и о самом Одоевском.Но вернемся к обстоятельствам освещения премьеры «Жизни за царя» на столичной императорской сцене.