— Я проспала. Очень извиняюсь, но так уж получилось, — отводя взгляд, смущенно сказала она, но тут же рассмеялась и шутливо вскинула кверху руки, словно решила сдаться: — А в остальном признаюсь, и можете надо мной смеяться: через луг днем не хожу, потому что боюсь коров. Боюсь, и все тут, ничего не могу с собой поделать.
— Боишься коров? — изумилась Халида. — Коров?
— В детстве я прочитала в одной книге, как разъяренный бык убил мальчика, и с тех пор у меня засело в мозгу.
— Наташенька, здесь у нас никогда ни один бык не напал на человека.
— У меня уж если что засело с детства, то это уже до конца жизни.
— Волк съел Красную шапочку, — хмыкнула Таня, — а Синяя борода убивал своих жен.
Разумеется, ей хотелось поддеть мать, но Наталья решила не реагировать.
— Кстати, Халида, — сказала она, — я видела твою маму, она сказала, что сегодня не сможет зайти — ей нужно к подруге. Что-то связанное с инжиром, я точно не поняла.
«Ильдерим! — эта мысль ворвалась в мозг и чуть не заставила ее покачнуться. — Ильдерим будет ждать меня сегодня ночью».
Таня пристально смотрела на мать.
— А, хорошо, — кивнула Халида, — а то я смотрю, что уже темнеет, а ее все нет. Знаешь, я стала такая беспокойная, после…
Голос ее неожиданно дрогнул, Наталья поспешно обняла невестку.
— Это из-за твоего положения, не думай ни о чем, родная, думай только о ребенке. Я помогу тебе с ужином и пойду. Танюша, — она повернулась к дочери с таким видом, словно между ними не было никакой размолвки, — позови, пожалуйста, девочек ужинать.
«Ильдерим ждет, мне нужно зайти в общежитие, чтобы не вызвать подозрение, а когда Сергей уснет, выйду через заднюю дверь, ее не запирают. Главное, не перепутать дорогу».
— Хорошо, сейчас позову, — медленно ответила Таня, направляясь к двери.
Рабочий день научно-экспериментального комплекса официально заканчивался в половине шестого, хотя многие ученые засиживались в лабораториях допоздна. Однако сотрудники первого отдела, который размещался в корпусе, примыкавшем к общежитию, обычно сверх положенного на работе не задерживались, поэтому Сергей Муромцев немного удивился, когда в седьмом часу ему в кабинет по внутреннему телефону позвонила начальник первого отдела, милейшая женщина Екатерина Петровна.
— Добрый вечер, Сергей Эрнестович, прибыл товарищ Кручинин из Москвы, когда он может к вам подойти для беседы?
— Вечер добрый, Екатерина Петровна. Пусть подходит в любое время, я у себя, со мной здесь Валентин Давыдович.
— Тогда он сейчас подойдет.
Кручинин радушно пожал руки Сергею и Черкизову, удобно устроился на стуле с мягким сидением и сразу же приступил к делу:
— Ну что, товарищи? Все готово, техника подойдет дня через два, и можно начинать перемещение грунта. Специально для вас, Сергей Эрнестович. Вчера я присутствовал на совещании в институте ядерной физики, и ведущие специалисты однозначно высказали свое мнение: весь район реки Припять может считаться одним из наиболее экологически чистых в СССР. Так что ваша тревога за так называемых инопланетян не имеет оснований. Далее. Требования к режиму секретности вашей работы повышаются, поэтому прошу вас, Сергей Эрнестович, и ваших сотрудников к девяти утра быть в первом отделе — я проведу дополнительный инструктаж. Благодарю вас, у меня все. Итак, встречаемся утром в девять.
Оставшись один, Сергей налил себе чаю, выключил кондиционер и распахнул окно. В лицо ему ударил пряный запах лета, теплый ветерок ворвался в кабинет, сметая остатки деловой атмосферы.
«Эх, сейчас бы на Черное море, да на пляж! Работать не хочется, все время какая-то неудовлетворенность, почему? Устал или наступила реакция?»
Продолжая думать, он пил чай, глядя на расстилавшееся за окном зеленое поле. Издали доносилось мычание коров, которых пастухи загоняли на ночь домой, облака на востоке окрасились в багряный цвет. От теплого чаю по всему телу вдруг разлилась сладкая истома — такая сладкая, что, поставив стакан на стол, Сергей откинулся на спинку стула и неожиданно для себя крепко уснул.
…Рядом стояла Таня. Когда она вошла? Как вообще могла попасть в это здание? Лицо ее было бледным, она смотрела ему в глаза, и взгляд ее светился недетской мудростью, а с губ слетали странные слова: